Между небом и тобой - Лоррен Фуше

До поезда девятнадцать минут.

– Мне надо лететь на вокзал, доченька. Обещаю вернуться завтра рано-рано, еще до того, как ты проснешься.

– Это я отменила бронирование в отеле, прости меня, пожалуйста.

Шарлотта уже не в реанимации, мне не надо надевать перчатки, я могу коснуться ее, погладить по щечке. Какая горячая у нее кожа… Ребрышки у нее резаные, пока еще слишком хрупкие, чтобы можно было ее обнять, просто глажу личико.

Сириан – скоростной поезд Лорьян – Париж

Вот я и в вагоне, успел все-таки, пусть и в последнюю минуту. Женщина в зеленых очках просит поменяться с ней местами, ей хочется сидеть по ходу поезда. Меняюсь, мне все равно.

Просматриваю эсэмэски. Дэни меня преследует, совсем уже достала. Она изменила тон. Мы взрослые люди, мы обо всем договорились, но теперь выясняется совсем другое: я, грязный тип, решил избавиться от любовницы под тем предлогом, что женат. Да, я больше ее не хочу, очарование пропало, как не было. Хорошо, я приму роль, которую мне навязывают, чтобы она от меня отстала. А уперлась она только потому, что ее раздражает ситуация. Вот сегодняшнее длинное сообщение:

Я знаю, что жена на тебя давит, угрожая, что не даст видеться с дочерью. Но именно я могу сделать тебя таким счастливым, каким ты никогда не был. Дети вырастают и вылетают из гнезда.

Забудь о своих дочерях до того, как они о тебе забудут. Они тебя не любят. Я и сама дочь, и если мой папаша подохнет…

Если бы она знала, что случилось с Шарлоттой, была бы на седьмом небе. Отвечаю:

Мои дочери всегда будут для меня на первом месте.

Удаляю контакт из адресной книги и отменяю think tank.

Ты все понимала, моя Диастола. Болезнь тебя унесла, но не победила. Ты сражалась с ней, пока она не опустошила твой мозг. Мне необходимо знать правду, необходимо! А ее может мне открыть один-единственный человек. Отправляю этому человеку эсэмэску:

Шарлотте лучше. Скажи, каким образом Помм обожгла лицо.

Жду, тупо глядя на экран мобильника.

Кошка опрокинула турку.

Это официальная версия. Ты в нее веришь?

Нет. Но Лу и Помм заключили договор.

Господи, как дрожат руки! С трудом набираю самый важный вопрос:

Кто решил отправить маму в пансионат?

Поезд входит в туннель, связи какое-то время нет. Но вот Маэль отвечает:

Лу сама. На следующий день после того, как они обварились. Жо не хотел.

Поезд катит по сельской Бретани, приятные пейзажи за окном.

– С вами все в порядке, месье? – спрашивает дама в зеленых очках, с которой мы поменялись местами.

Оказывается, у меня по щекам катятся слезы.

Жо – остров Груа

Дренажи удалили. Всегда есть риск пневмоторакса, но обошлось. И мне самому тоже сразу стало легче дышать. Бывший владелец моей новой моторки – наш, с острова, он когда-то плавал на одном судне с отцом – протягивает мне ключи:

– Желаю тебе получить от лодки столько же удовольствия, сколько она приносила мне. У меня нет желания кормить рыб, хватит и того, что они пожрали многих друзей. А я предпочитаю умереть в собственной постели. Обмоем покупку, а? По стаканчику?

– В другой раз, ладно? Мне надо в Лорьян к внучке, она в больнице.

Сегодня же вечером займусь переименованием. «Морская Лу» очень хороша собой. Лодка будет носить твое имя, и я никогда не окажусь на борту в одиночестве.

Федерико – остров Груа

– Этот кинотеатр ничего тебе не напоминает? – спрашивает Сара.

На перекрестке двух дорог ресторан, мастерская под названием «Рыжий псих», пункт проката велосипедов и высокое, по сравнению с соседними домами, здание. Серые стены, голубые буквы на фронтоне: СЕМЕЙНОЕ КИНО, к внутренней стороне стеклянной двери приклеена афиша.

– Точно такой же фасад, как у кинотеатра «Па-радизо»?

– Браво!

Надо же, островной кинотеатр – близнец того, который в фильме Торнаторе. Здешний открыт только во время школьных каникул, все остальные месяцы в нем работает киноклуб. А афиша приглашает сегодня вечером на «Праздник супа» в помещении бывшего завода, это Пор-Лэ.

– Каждый принесет свой суп и попробует те, что сварили другие, – объясняет Сара. – Хочешь, пойдем?

Со вчерашнего дня мы на «ты», но спали в разных комнатах. Помм так понравился мой «гриффиндорский» рюкзак, что я ей его подарил. Она хотела отнести его в мою комнату – помочь – и спросила:

– Федерико где спит?

Отец Сары навострил уши, а Сара ответила:

– В синей гостевой.

И я спал один. А перед сном представлял ее себе сначала в новогоднем красном белье, потом без ничего.

– Я так тебя ждал сегодня ночью в своей синей комнате, Сара…

– А я тебя – в своей, персиковой.

– Как, по-твоему, я мог догадаться, где ты спишь?

– В конце коридора. Там на двери буква «S» – это моя бывшая детская.

Я на нее накидываюсь и целую прямо перед легендарным фасадом кинотеатра. Но у нас не кинопоцелуй, у нас настоящий, Филипп Нуаре вырезал бы его из фильма. Если бы я не гостил у ее отца, мы целый день не вылезали бы из постели, а если бы были сейчас не на острове, где все друг друга знают, побежали бы в гостиницу и сняли номер.

Но придется терпеть до ночи. В Древнем Риме время считали так: с шести утра до полудня и с полудня до шести вечера, остальные часы – часы ночи – в счет не шли. А для нас именно они – в счет, для нас они вдвое дороже дневных.

Я люблю готовить, и я прошел хорошую школу – мать и четыре сестры всему меня научили.

– Давай сделаем зимнюю праздничную похлебку моей тетушки Миреллы?

– А что тебе для этого нужно?

Отправляю эсэмэску своей кузине Карле, сейчас она – правая рука матери в ресторане, а раньше занималась дубляжом, голос у нее неподражаемый. Ответ приходит subito[135]. Читаю:

– Лущеная фасоль, белые грибы, очищенные каштаны, лук, сельдерей, морковь, чеснок, стручковый перец, свиной окорок и оливковое масло.

– Без проблем.

В списке тех, кто угостит своей стряпней, двадцать суповаров плюс мы со своей похлебкой, а всего участников празднества сто пятьдесят. Из нашей кастрюли, хоть на ней и крышка, благоухание разносится по всему залу. Помм с дедушкой при дегустации первой половины супов разливают их всем желающим. Пробуем суп из красной капусты, потом другой – на основе куриного бульона со сладкой картошкой и китайской тыквой, вкусом напоминающей каштаны. Мужчины все как один пялятся на Сару, слышу: «Не знаешь, приятель, это дочка Жо или кто?»