Итальянец - Анна Радклиф

Винченцо был серьезно обеспокоен сменой сопровождения и особенно их поведением. Прежние стражи были грубы, но не жестоки, эти же олицетворяли собой ту особую холодную жестокость инквизиции, о которой столько ходило слухов. Он понял, что теперь он пленник Верховного суда инквизиции, местом пребывания которого был Рим.

Была уже полночь, когда они через главные ворота въехали в Рим и оказались в самом центре ежегодного карнавала. Площадь, которую им предстояло пересечь, была запружена нарядными экипажами и толпой веселящихся горожан в маскарадных костюмах и масках. Здесь можно было увидеть музыкантов, монахов, шутов. Ряженые пели, танцевали, шутили, бросались цветами. Жара заставила держать окна экипажа открытыми, и пленники могли спокойно любоваться происходящим. Карнавальное веселье толпы столь резко противоречило тому, что творилось в душе бедного Винченцо, что он особенно почувствовал свое одиночество и потерю Эллены. Ее судьба более всего тревожила его. Однако Паоло как зачарованный смотрел на зрелище, вспоминая карнавалы в родном Неаполе, и от избытка чувств к любимому городу был склонен считать, что в Риме и костюмы пляшущих ряженых были хуже, да и плясали они не так весело, как в Неаполе. Однако тяжелый вздох рядом заставил его вернуться к действительности. Печальный больной вид хозяина обеспокоил его.

— Господин, о мой господин… — прошептал он сочувственно, не находя слов.

В это время они проезжали мимо театра Сан-Карло, у подъезда которого останавливались роскошные экипажи, и господа в маскарадных костюмах спешили войти в широко открытые двери оперного театра. Здесь почти невозможно было проехать, и их экипаж остановился. Стражи Винченцо мрачно и недобро смотрели на толпу, а та, в свою очередь, недоуменно взирала на тех, кто в праздник карнавала скучен и угрюм и не желает веселиться. Но через какое-то время карнавальная толпа, поняв, кто перед нею, в испуге потеснилась, пропуская зловеще мрачную повозку.

Покинув площадь, экипаж еще какое-то время ехал по темным пустынным улочкам с редко попадающимися фонарями перед распятиями. Луна, выходя из-за туч, освещала темные громады великого города, его древние руины, свидетельства былого мирового владычества. Винченцо не могло не тронуть мрачное величие древних памятников, и на какое-то время они помогли ему забыть о себе. Но лунный свет погас, иллюзия древней столицы мира рассеялась, и он снова остался один на один с собственным горем.

Экипаж пересек пустырь, окруженный разрушенными домами и остатками древних руин. Казалось, все дома в этой части города пусты и необитаемы и ничья нога не ступает по камням этих пустынных улиц. Однако звук одинокого колокола внезапно нарушил тишину, свидетельствуя о том, что и здесь живут люди. Вскоре Винченцо различил в темноте высокие стены и башни и понял, куда его везут. Это была тюрьма.

Паоло, похоже, тоже догадался.

— Смотрите, синьор, — со страхом прошептал он. — Что это за место, какие толстые стены? Видела бы маркиза, куда нас везут. — Он тяжело вздохнул и снова погрузился в молчание. С тех пор как они покинули веселую площадь, тревожные ожидания не оставляли Паоло.

Экипаж обогнул мрачные, обнесенные валом стены без единого окна или бойницы, лишь с круглыми башнями наверху, миновал то, что похоже было на главные ворота, с башнями по бокам, и наконец остановился перед глубокой аркой. Один из сопровождающих вышел и постучал в железную дверь в глубине арки. Дверь открылась, и навстречу вышел человек с факелом в руке. Его лицо при свете факела показалось Винченцо столь суровым и зловещим, что на ум невольно пришли строки из Томаса Грея о «неумолимом и грозном лике Судьбы».

Стража и привратник не обменялись ни словом, но, увидев экипаж и пленников, привратник молча пошире открыл железную дверь. Винченцо и Паоло, покинув экипаж, вошли вслед за стражей под арку. Привратник замыкал шествие.

Спустившись по широким ступеням вниз, они вошли через вторую железную дверь в большое помещение, похожее на залу, слабо освещенную висящим под потолком фонарем. Она была пуста, и в ней царила мертвая тишина. Зала показалась Винченцо склепом, в котором инквизиция хоронила свои жертвы. При этой мысли мороз пробежал по его коже.

Несколько выходов вели в другие помещения. Когда они свернули в один из них, Винченцо в далекой перспективе коридора увидел человека в черном со свечой в руках. Его одеяние свидетельствовало, что он член зловещего трибунала.

Услышав за собой шаги, человек в черном обернулся и остановился, поджидая, когда к нему приблизятся стражники. Они обменялись какими-то знаками, а затем несколькими словами, которые ни Винченцо, ни Паоло не удалось расслышать, и человек в черном рукой, в которой держал свечу, указал, куда им следовать дальше, а сам повернулся и продолжил свой путь. Винченцо провожал его взглядом, пока тот не вошел в дверь в конце коридора. За то короткое мгновение, что дверь была открытой, Винченцо успел увидеть освещенную комнату и несколько человек в черном. Ему почудилось, то ли действительно было так, но из двери, прежде чем она захлопнулось, донеслись приглушенные стоны.

Коридор, по которому они шли, привел их в залу, столь же мрачную, как и первая, но она была еще больше, со сводчатым потолком, галереей и глубокими нишами, слабо освещенными светильниками.

Здесь они пробыли какое-то время, отдыхая от утомительных переходов по коридорам, пока наконец не появился человек, в котором Винченцо без труда угадал тюремщика. Он и Паоло были тут же переданы ему. Стражники и тюремщик обменялись несколькими словами, после чего один из стражников пересек залу и, войдя в одну из ниш, поднялся по широкой лестнице на галерею.

Тишину залы изредка прерывали звуки захлопнувшейся двери или приглушенные причитания и стоны. Иногда залу пересекали внезапно появлявшиеся из арок фигуры в черном, спешащие по своим делам. Они бросали на пленников любопытные взгляды, в которых было все, кроме сострадания. Они напоминали Винченцо демонов из страшных сновидений, и он даже боялся вглядываться в их зловещие, недобрые лица, в выражении которых безошибочно угадывалась судьба всех несчастных, оказавшихся здесь, таких же пленников, как были теперь они с Паоло. Мысли об этом заставили Винченцо на время забыть о собственной судьбе.

Возможно ли, думал он, что зло изначально присуще природе человека? Неужели человек, считающий себя разумным существом и Божьим творением, может быть злым мучителем себе подобных, мастером изощренных пыток, бессмысленных и необъяснимых убийств? Зверь не убивает зверя беспричинно и преднамеренно, но это делает человек, гордящийся своим разумом и чувством справедливости.

Винченцо слышал о судах инквизиции, знал о ее существовании, ее страшных законах и обрядах. Теперь судьбе было угодно свести его с ней, и он встретил это как нечто невозможное, нереальное, о чем он впервые узнал. Подумав об Эллене, представив ее во власти трибунала, в таких же мрачных стенах, полную страха и отчаяния, он вдруг испытал обжигающий душу гнев. Он не мог представить себе нежную и кроткую Эллену в руках этих злодеев. Гнев придал ему силы и решимость сделать даже невозможное, чтобы только спасти Эллену. Он готов был вступить в рукопашную со стражем и немедленно броситься на поиски ее в этих казематах. Но разум, не покинувший его в гневе, подсказывал, что в нынешнем его состоянии и условиях это ни к чему не приведет, а лишь повредит и ему, и Эллене. Надо стойко выдержать первые испытания, не терять воли, выдержки и доказать свою и Эллены невиновность. Предстоит борьба, и мысль об этом преобразила юношу, придав ему спокойную уверенность и достоинство. Тюремщик и страж с удивлением и даже страхом взирали на перемену, происшедшую в юноше. Боли в ранах утихли, решение было принято, и Винченцо готов был к испытаниям.