Итальянец - Анна Радклиф

— Следовательно, вы признаетесь в этом? — спросил он после недолгой паузы, сделав знак секретарю все записать.

— Я решительно отвергаю это обвинение, — ответил Винченцо. — Это ложь и злостное измышление.

— Помните о клятве, — опять предупредил инквизитор. — Чистосердечное признание позволит вам надеяться на милосердие суда. Тех, кто упорствует во лжи, ждет наказание пытками.

— Если вы вздумаете пытками вырвать у меня ложное признание, то убедитесь, что я скорее умру, чем произнесу нужную вам ложь, — твердо и спокойно сказал Винченцо. — Вас интересует не правда, и не виновных вы караете. Жертвами вашей жестокости становятся невинные люди. Не выдержав пыток, многие из них оговаривают себя.

— Одумайтесь, — грозно произнес инквизитор. — Вы здесь не для того, чтобы обвинять, а для того, чтобы отвечать на обвинения. Вы утверждаете, что вы невиновны, но вместе с тем вы знаете, какое обвинение против вас выдвинуто. Не ваша ли совесть подсказала вам его?

— Я узнал о нем из вашего приказа об аресте и из слов ваших людей, выполнявших приказ.

— Как? — гневно воскликнул инквизитор. — Запишите, — приказал он секретарю. — Он утверждает, что читал наш приказ. Но нам известно, что вы не видели его. Он обвиняет наших людей, сообщивших ему об этом. Он, должно быть, не знает, что за разглашение приказа грозит смерть!

— Это правда, я не читал приказ, — ответил Винченцо, — и никогда не утверждал, что читал его. Священник, который ознакомился с ним, пересказал мне его содержание, а ваши люди подтвердили это.

— Не надо отклоняться, отвечайте только по делу.

— Но я не хочу, чтобы мои слова искажались или использовались против меня. Я дал клятву говорить правду и не нарушу ее. Если вы думаете иначе и ставите под сомнение каждое мое слово, я более не буду отвечать.

Инквизитор даже привстал в кресле, лицо его побледнело.

— Дерзкий еретик! — громовым голосом произнес он. — Вы осмелились оспаривать, оскорблять и не исполнять приказы Верховного суда инквизиции! Вы пожалеете об этом. В камеру пыток его.

Ироничная улыбка застыла на губах юноши, холодный взгляд подчеркивал его полное спокойствие. Его мужество и спокойное презрение произвели впечатление на судью, который понял, что перед ним незаурядный человек.

— Где вас арестовали? — спросил он.

— В церкви Сан-Себастьяно на озере Челано.

— Вы уверены в этом? А не в деревушке Челано, по дороге в Рим?

Винченцо с удивлением вспомнил, что именно в этой деревушке произошла смена стражи, и сказал об этом судье. Но тот игнорировал это уточнение и продолжал допрос:

— Кто был арестован вместе с вами?

— Вы не можете не знать того, что вместе со мной была арестована синьорина ди Розальба. Ей предъявлено ложное обвинение в том, что она монахиня, тайно сбежавшая из монастыря. Был арестован также мой верный слуга Паоло Мендрико по неизвестной ни ему, ни мне причине.

Инквизитор немного помолчал, словно о чем-то раздумывая, а затем стал расспрашивать об Эллене: кто она и откуда родом. Винченцо, обеспокоившись, что своими ответами может невольно навредить Эллене, предложил судье задать эти вопросы самой синьорине ди Розальба. Но тот настаивал на ответах Винченцо.

— Она должна тоже находиться в этих стенах, — возразил наконец юноша, надеясь хотя бы косвенно узнать о судьбе Эллены. — Она вполне может ответить вам сама на все ваши вопросы.

Но инквизитор, велев секретарю внести в протокол допроса лишь ее имя, снова погрузился в раздумья.

Наконец он спросил Винченцо:

— Вы знаете, где вы находитесь сейчас?

Винченцо невольно улыбнулся такому вопросу.

— Думаю, что в тюрьме инквизиции в Риме, — спокойно ответил он.

— Вы знаете, за какие преступления сюда попадают?

Винченцо промолчал.

— Ваша совесть знает, а ваше молчание подтверждает это. Предупреждаю вас еще раз, что чистосердечное признание облегчит вашу участь.

Винченцо лишь улыбнулся.

— Суд инквизиции не похож на обычные суды, где исполнение приговора производится немедленно. Наш суд милосерден, хотя и суров. Мы прибегаем к пыткам лишь в исключительных случаях, когда упорство подсудимого вынуждает нас к этому. Вы теперь знаете, чего можете избежать и что вас ждет, если вы этого не сделаете.

— Но если арестованному не в чем сознаваться? — спросил Винченцо. — Вы пытками можете заставить его сделать это, не так ли? Слабый, не выдержав мук, может оговорить себя, он невольно может стать виновником собственной гибели. Вы убедитесь, что я не такой.

— Вы вскоре поймете, юноша, что мы не действуем поспешно, и пожалеете, когда будет уже поздно, что не последовали совету и не признались в своих преступлениях сами. Молчание вам не поможет, мы и без вас все узнаем. В нашем распоряжении факты. Ваши преступления уже записаны в анналах святой инквизиции. Трепещите и одумайтесь! И знайте, что, даже когда нам все известно, ваше признание нам все равно необходимо. Упрямство — свидетельство вашей вины.

Винченцо ничего не ответил.

— Вы когда-нибудь бывали в церкви Святого Духа? — после недолгого молчания вдруг спросил судья.

— Прежде чем я отвечу на этот вопрос, я требую назвать имя того, кто выдвинул против меня обвинения, — ответил Винченцо.

— Вы должны помнить, что не вы здесь задаете вопросы, — резко оборвал его инквизитор. — К тому же вам должно быть известно, что инквизиция держит в тайне имена обвинителей. Кто бы пожелал исполнять свой христианский долг, если бы ему угрожала расправа? Лишь в особых случаях мы раскрываем имена тех, кто нам помогает.

— Тогда назовите имя свидетеля, — настаивал Винченцо.

— Наше правосудие тоже скрывает его от обвиняемого, — ответил инквизитор.

— Что же оставляет обвиняемому ваше правосудие? — возмутился Винченцо. — Значит, его обвиняют и судят без обвинителя и свидетелей?

— Вы задаете слишком много вопросов, — строго сказал судья, — и слишком неохотно отвечаете на вопросы, когда их вам задают. Наш информатор не является обвинителем. Верховный суд, получивший информацию, становится и обвинителем, и судьей. Судебный обвинитель на суде излагает дело и докладывает о показаниях свидетелей. Ну, довольно об этом.

— Как? — воскликнул Винченцо. — Сам суд является обвинителем, свидетелем и судьей одновременно? О, какое раздолье для личной мести, злобы, клеветы. И все это, по-вашему, есть правосудие? Оно страшнее кинжала убийцы! Что стоит моя невиновность, если любой недруг может меня оговорить?

— Следовательно, у вас есть враги? — оживился инквизитор.

Винченцо хорошо знал, кто его враг, но у него не было достаточных доказательств против Скедони. Обстоятельства похищения Эллены внушали ему подозрение, что в этом Скедони помог еще кто-то. Мысль о том, что его мать могла быть соучастницей его ареста и предания в руки инквизиции, показалась ему чудовищной, но и вполне правдоподобной.