Гнев изгнанников - Николай Побережник

* * *

Городище

– Зайди! – отозвалась на стук в дверь покоев Скади, она стояла за высоким круглым столиком для писчих дел и аккуратно выводила буквы на пергаменте в свете нескольких толстых свечей на кованых подсвечниках.

– Мы закончили, моя императрица, – наместник Стак вошел в покои и встал у дверей, – Ицкан все рассказал.

– И? – Скади отвлеклась от пергамента и, высоко подняв бровь, уставилась на наместника.

– Вы были правы, князь предал нас.

– Неблагодарный дикарь! – Скади отошла от столика к окну, отодвинула ставню и вдохнула холодный ночной воздух. Внизу под стенами старой крепости шагали трое караульных, они увидели свою госпожу, поклонились и продолжили путь.

– Что делать с Ицканом?

– А он выжил после пыток? – удивилась Скади.

– Да.

– В подвалах остались еще заговорщики из непокорных родов?

– Да, через три дня казнь.

– Хм… Очень хорошо. А что князь?

– В своих покоях, пьян… который день уже.

– Возьмите нескольких наемников, что прибыли наниматься в судейскую стражу, они должно быть сейчас веселятся в одной из харчевен посада, приведите их в подвал, убейте, но так, чтобы как в бою, потом отнесите их в покои к князю, вложите Талесу в руки меч и убейте, а Ицкана выставьте главным заговорщиком против князя, – все это Скади сказала медленно и тихо, вглядываясь в темноту ночи, поверх крыш старых домов Городища

– Понимаю… – Стак задумался.

– Язык ему вырвать не забудьте! Кто теперь вместо Корена председатель суда?

– Они еще не провели совет…

– Передай им, что если они не поторопятся с выбором нового судьи, – Скади закрыла ставню и развернулась к наместнику, – передай им, что времени у них нет, пусть решат и представят мне утром нового председателя суда!

– Слушаюсь!

– Ступайте, наместник, у меня завтра трудный день – придется много плакать и убиваться горем.

На рассвете в старой крепости Городища поднялся переполох. Били в тревожный колокол, доносились крики и звон металла. Стряпухи, что уже возились на кухне, испуганно причитая, высыпали во внутренний двор – колодец…

– От покоев княжеских шум-то, – задрав голову, сказала одна из них и закрыла рот ладонью, – что же это?

– Измена! – донеслось сверху, а через минуту звуки боя и звон мечей стих.

– Князь Талес убит! – пробежал через внутренний двор один из караульных крепости, бряцая доспехами.

Солнце не желало показывать свой лик в этот день. Над Городищем висели серые тучи, они стелились по небу до самого горизонта вокруг. Форт опустел, и все иноземные всадники и пехотинцы были заняты в оцеплении Городища и посада, а также в разъездах и уличных патрулях. На улицах было мало людей, посад и торговые ряды замерли в тишине. Крупными хлопьями на помост падал снег, который тут же впитывал в себя кровь. К плахе подвели очередного приговоренного, высокого мужчину в изорванных, некогда дорогих одеждах…

– …Милес из рода Чревона, из многодворца у Красного леса, за отступничество приговорен к смерти! – круглый как шар Хранитель – новый председатель суда, трясущимися руками с пальцами-колбасками держал свиток и оглашал приговор: – в наказание всему роду, многодворец и окрестные земли теперь переходят в земельную казну княжества… эм… империи!

Председатель суда кивнул палачу, и тот подвел мужчину к плахе, толпа на базарной площади замерла, двуручный меч в руках палача сначала застыл острием к небу, а потом полетел вниз… толпа охнула, отсеченная голова упала под плаху, к пяти другим. Толпа вдохнула, кто-то хихикнул в леденящей тишине, где-то всхлипнула женщина…

– Ицкан, изменщик и клятвопреступник! – хранитель получил от помощника последний свиток и теперь читал его, – опозоривший орден Хранителей и свой род, подговорив на убийство князя наемников из хартских земель, продавшийся бунтовщикам и отступникам, приговорен к смерти!

Ицкана на помост приволокли двое караульных и уложили на плаху. Он уже почти не дышал, окровавленное лицо заплыло от синяков… Толпа затихла, глядя, как палач пару раз приложил меч к шее Ицкана, замахнулся и рубанул.

– Смерть хартам! – крикнул кто-то из подворотни, и толпа подхватила, – Смерть отступникам! Смерть хартам!

Скади отпила вина из серебряного кубка, стоя у окна в своих покоях и довольно улыбнулась.

– Все получилось так, как вы хотели, – наместник стоял рядом и тоже держал в руке кубок с вином.

– Да. Пошлите из форта отряд всадников в земли Желтого озера, пусть привезут леди-наставницу, она, должно быть, уже перестала оплакивать этого самонадеянного Корена… Пусть привезут ее сюда, мне тут скучно теперь будет без моего князя…

– Может… – начал было наместник Стак, но осекся.

– Говорите, – Скади повернулась к нему и вопросительно посмотрела.

– Осмелюсь предложить вам вернуться в империю, пока наша армия не наведет порядок Трехречье.

– Мне что-то угрожает здесь, среди этого дикого сброда?

– Просто мне так будет спокойнее выполнять те приказы, которые получил от вас.

– Это теперь тоже земли империи, и я должна знать, что здесь происходит! Мне нужно готовить экспедицию в горы и на запад!

– Но, моя императрица…

– Если считаете, что мне тут что-то угрожает, усильте караулы, вы поняли?

– Да, моя императрица, – Стак опустил кубок на стол, – позвольте идти?

– Позволяю, а за наставницей пошлите сегодня же!

– Слушаюсь.

Этой же ночью в Городище сгорело несколько дворов, что торговали с хартами, а те хартские купцы, ремесленники и торговцы, что проживали в посаде, были забиты разгоряченной толпой, и дома их разорены.

О том, что произошло с князем и кто виноват во всех бедах Трехречья, спустя несколько дней говорили в самых захудалых харчевнях постоялых дворов. Эти пересказы обрастали слухами и выдумками и расползались дальше: до границ хартских земель, к Желтому камню на западе и к дальним пограничным заставам у Икербских гор на юге.

На пути в Шахар

Две крупных стаи болотных котов присоединились ко мне на второй день пути по болотам, а накануне вечером, после ужина, я, если можно так сказать – медитировал. Нет, не сидел в позе «лотоса», обставившись благовониями. Просто, когда лег спать я стал «громко думать» о том, что мне нужны еще помощники. Пытался призвать возможных обитателей болот, мысленно формулируя свои просьбы, именно просьбы, так как приказывать котам бесполезно – фыркнет, рыкнет, дернет хвостом и пойдет по своим делам.

К реке, что несет к болотам чистые и теплые воды, я вышел через неделю с приличной компанией – около семидесяти особей болотных котов. Рыжий, находясь под седлом, излучал какую-то гордость и важность, было видно, как присоединившиеся к нам особи, пусть не сразу, но приняли его за нового вожака. Меня восприняли как данность, то есть вот есть некто, кто о чем-то просит и эти просьбы надо выполнять, животные не понимали, почему, а я в который раз благодарил Чернаву… Где же она?