Каратель - Беркем аль Атоми

Натянув респиратор, Райерсон раскрутил две рукоятки, отворил тяжелую железную створку и перешагнул высокий порог, едва не поскользнувшись на пластикатовом полу, схожим от мороза со свежим льдом, который натер куском свиного сала какой-то шутник.

Осторожно двигаясь по гулкой решетчатой галерейке, нависшей над темным залом из заиндевелой нержавеющей стали, Райерсон, сверяясь с запечатленной в памяти схемой, загодя искал глазами необходимые для работы объекты — задерживаться здесь не стоит. Пусть сейчас, когда все отлажено, гаммафон в помещении не выходит за жалкие по сравнению с героическими днями Начала десять-пятнадцать микрорентген в секунду, но зачем набирать лишнее. Прикинув на местность порядок исполнения инструкции, Райерсон мысленно поблагодарил тех неизвестых коллег, которые позаботились о нем: алгоритм санации выполнялся без единого лишнего движения. Заряд, оформленный под резервную компрессорную станцию, стоял очень удобно, оставалось только подкатить к нему пару стоек с электроникой и подтянуть за сервисные провода рабочие шлемы мартышек, тоже подлежащих уничтожению — в них содержалось какое-то важное ноу-хау.

Выпростав из кармана хлипкие хирургические печатки, Райерсон натянул их на дубеющие руки и приступил к работе. Стойки с сетевым оборудованием, примерзшие к нержавеющему полу, оторвались и окружили невинно желтеющую посреди зала компрессорную станцию.

Теперь шлемы. Райерсон машинально проверил, не подсасывается ли где-нибудь по краям респиратора смертоносный воздух, и открыл чмокнувшую уплотнителями дверь полупрозрачного сервисного павильона. Нехотя зажглось тусклое аварийное освещение, выдвигая из мрака двойной ряд вырубленных автоинъектором человеческих организмов, терпеливо ожидающих вспышки перед глазами, с которой они всякий раз проходят долгожданные врата Чудесного Мира.

Мартышки замерли в грубо сваренных сервисных ложементах, словно пилоты космического челнока перед запуском. Над изголовьями висели черные пластиковые сферы, одинаково отражающие хаос шлангов, трубопроводов и электропроводки, густо обступивший ряды полулежачих гробов, раскорячившихся над глубоким каньоном канализации. В здешнем калорифере еще не кончился соляр, и промозглое влажное тепло быстро проникло под пуховик майора. Стараясь не дышать, Райерсон торопливо отстегнул несколько разъемов, высвободив из тяжеленного хаба общий для всех шлемов кабель, и натужно поволок к выходу гигантскую гроздь из черного и очень высокотехнологичного винограда.

…Интересно, чувствуют ли они сейчас что-нибудь? — неожиданно для себя подумал о лишнем майор. — …Вряд ли. Привыкли. Их же частенько отрубают от сервера, пока такие же лунатики смывают с них дерьмо, радиоактивное и обычное…

Умостив скользкую груду черно-зеркальных сфер возле компрессора, Райерсон брезгливо сдернул вымокшие изнутри перчатки и вытащил из-под куртки самую обычную батарейку АА. Покрутил регулятор давления на панели компрессора, мысленно сверяясь с тщательно вызубренной последовательностью. Ага, есть. На боку станции отскочила, щелкнув, казалось бы, намертво прикрученная пластинка, обнажая открытое гнездо для элемента питания, крошечный дисплей и кнопки SET, HOUR, MIN и SEC. Ожив от вставленной батарейки, дисплей прогнал по контурам цифр какую-то мешанину и очистился, приглашающе мигая тире в крайнем окошке.

Набив последовательность личного кода и положенную задержку, Райерсон ощутил какое-то смутное беспокойство, внезапно до онемения отдавившее ему левое плечо, словно что-то огромное опустило на него свою руку. Рука лежала очень легко, почти незаметно, но тело отчего-то ясно чувствовало — это очень, очень тяжелая штука. И очень непредсказуемая. Самое же хреновое, что так остро он не чувствовал такого никогда — даже сидя под СКАДами в Набатии. Прерывисто вздохнув, майор задержал палец над SET, представив, как его, снова попутавшего два очень похожих коридора на втором этаже, заваливает поднятым на воздух зданием… Добавлю-ка я три минуты, — взглянув на часы, поежился Райерсон. — К армейским все равно еще успеваю с запасом… Но кнопка впустую прищелкивала под безразлично вылупившейся на майора панелью. К тому же цифры на дисплее, только что отсчитывавшие секунды, сменились безмолвными звездочками.

Тупо глядя на вышедшее из-под контроля устройство, Райерсон ощутил, как у него в самой середине тела беззвучно разорвалась ледяная бомба, мгновенно сдувшая деловитую уверенность, с которой он функционировал еще минуту назад. Тут же, без какого-либо перехода, оказалось, что он со всех ног бежит вдоль поликарбонатовой стены обезьянника, молясь, чтоб калитка в огромных воротах на улицу оказалась незапертой. Выскочив на почти яркие после тьмы предутренние сумерки, Райерсон сперва недоуменно остановился, зачем-то шаря по карманам, но тело вновь взяло управление на себя, и маленькая темная фигурка понеслась по нетронутой снежной целине, явно метясь в занесенный до окон проход между какими-то невысокими вспомогательными строениями.

Прорвавшись через высоченные наметы за угол механички, Райерсон привалился к лишившейся штукатурки кирпичной стене и запаленно сполз, приминая задницей жесткий слежавшийся сугроб. Внутренние часы подсказывали, что до взрыва осталось не больше тридцати секунд. …Вроде бы достаточно, не должно зацепить… Если открыть рот, то барабанные перепонки уцелеют… — робко подало реплику дотоле молчавшее сознание, но едва Райерсон начал открывать рот, как там, откуда он успел-таки унести свою задницу, ахнуло.

Именно ахнуло — это был не зубодробительный удар фугаса, а то ли спрессованное в долю секунды шипение, то ли резкий выдох, но мощи в этом выдохе было не меньше, чем в грохоте пуска тяжелого носителя. С таким звуком, который улавливаешь не ушами, а всем телом, лопается в стужу лед на огромных озерах или оседает земля при подземных толчках, так шипела бы газовая горелка, будь ее дырка с железнодорожный тоннель. Этот рассыпчатый звук, в котором преобладал все же не звук, а мягкий толчок во все тело, вызвал бы в воображении более хладнокровного свидетеля ассоциацию с парой тысяч тонн слежавшейся пудры, ухнувшей на землю с небольшой, не более полусотни метров, высоты.

Переведя сбитый ударом дух, Райерсон осторожно выглянул из-за угла. Если бы на месте цеха оказался неровный ковер обломков, раскаленных до малинового свечения, он бы нисколько не удивился — звук был равновелик зданию, и от него, по идее, ничего не должно было остаться. Но цех стоял, только теперь отчего-то казалось, что это просто каким-то чудом уцелевшая бетонная скорлупа, выжженная дотла изнутри.

Не решаясь приближаться к зданию, Райерсон рысцой обогнул его, заходя со стороны главного входа. Рассмотрев исковерканные, вмятые внутрь цеха ворота, он сперва даже счел, что бесполезно идти внутрь и смотреть, что там с его «юконом», но все же решил проверить.

В бывшей главной проходной химзавода самый старый и обжитой блокпост. Его строила еще та «совместная» контора, которую загодя втащила к русским идиотам Rise Management. Это было довольно давно, во времена, когда все было, в общем, уже решено, но с русскими еще чикались — у них тогда даже были как бы свои президенты. Потом блокпост перешел к Dyncorp. После окончания активной фазы операции, принесшей свободу народам Центральной Северной Азии, блокпост достался федералам. Военные, пришедшие на смену динкорповским туркам, албанцам и грекам, истратили немалые деньги, чтоб вернуть изгаженным помещениям блока приличный вид, и в свой черед передали многострадальное зданьице следующим, вместе с кондиционерами и роскошными бабами на стенах. Инженеры Erynis соскребли со стен Hustleroeckhe развороты с расщеперившимися девками, набили домик аппаратурой, протянули какие-то кабели и наставили на крыше антенн. Но все возвращается на круги своя, вернулась и Dyncorp, и теперь антенны стояли покосившись — в компании предпочитали brut-force style, и к методам яйцеголовых иринисов относились с изрядной толикой здорового скепсиса: на войне положено стрелять, а не долбить по клавиатуре.