Дороги товарищей - Виктор Николаевич Логинов

— Вы, — продолжал Сергей Иванович. — Мы, коммунисты, в этом уверены. И каждый из вас нам дорог. Мы не хотим потерять ни одного из вас.

— Как это понимать — потерять? — после секунды молчания спросил он. — Бывает так, что мы, заработавшись, устав от работы, — это ведь дело человеческое, ребята, понимаете, — как-то немножко черствеем душой и проходим мимо хороших людей, попавших в беду. Иногда мы думаем: да он и не стоит, этот человек, не стоит того, чтобы за него бороться! Ложь! Никому не верьте, никогда не говорите этого, молодые друзья! Мы не коммунисты, мы не комсомольцы, если будем проповедовать такую теорию! Бороться нужно за каждого товарища!

Весь зал дружно захлопал в ладоши.

— Я рад, что вы такого же мнения, ребята. Бывает так: мы считаем, что человек — плохой, а он — хороший, очень хороший, но с недостатками, с промахами. Промахи надо поправлять, на недостатки указывать, но зачем же гнать его из своих рядов? Это глупо, бесхозяйственно, мягко выражаясь. Если мы таких людей погоним, завтра же в наших рядах образуются изрядные бреши. А врагу только этого и надо! Мы невольно выплеснем воду на мельницу врага. Мы живем в суровое, грозное время.

На эти слова Саша Никитин скептически улыбнулся. Нет, он не считал, что живет в суровое или тем более в грозное время!

«Слишком спокойное, слишком!» — подумал он.

— До вчерашнего дня я Аркадия Юкова не знал, — продолжал Сергей Иванович. — Правда, я читал о нем в газете. А вчера встретил его, разговорился. Он мне все рассказал. Больше чем вам, гораздо больше. Не та, видно, была обстановка. Открою секрет: на речке это было, на рыбалке. Он — заядлый рыбак, так что я недаром спросил Ваню Лаврентьева, вашего, как вы его называете, Робеспьера о рыбалке.

Комсомольцы заулыбались, по рядам прошел шум. Ваня покраснел и опустил голову. Аркадий Юков тоже сидел с опущенной головой.

— Это неплохо, неплохо. Робеспьер — фамилия знатная. Я и сам бы непрочь носить такую фамилию, да характер, видно, не тот, не подходит, видно, она для меня. Да и стар я, это уж для молодежи. И пусть ваш председатель не обижается. Пусть он гордится.

— Это, ребята… это свинство, — забормотал Ваня. — Я не давал вам повода для такого прозвища, я…

— Ну, я, видно, ляпнул не к месту, — смутился Сергей Иванович, — видно, он сам еще не знает…

— Знает, знает! — одобрительно загудел зал.

— Мы уклонились, ребята. Я задам вам вопрос: кто бывал у Юкова?

— Я бывал, — сказал Саша Никитин.

— Я, — поднялся из глубины зала Лев Гречинский.

— Я была, — встала Женя.

— Я тоже, — подняла руку Соня.

И еще несколько человек сообщили, что они бывали у Аркадия.

— Так. Хорошо. Ну, вот хотя бы ты, Саша, — обратился Сергей Иванович к Никитину, — знаешь, какой хлеб ест Аркадий?

— Хлеб? — Саша подумал, что секретарь горкома шутит, и засмеялся. — Обыкновенный, по-моему, из ржи.

— А я бы сказал, что необыкновенный, — строго заметил Сергей Иванович. — Это ты ешь обыкновенный. А Юков ест хлеб, заработанный им самим, потому что… ну, потому что он сказал, какое у него положение. Как он зарабатывает свой хлеб, я вам не скажу, неважно это, скажу одно: честным трудом. А вы этого не знаете. Не знаете, как живет ваш товарищ, ребята. Вот зачем я пришел сюда. Хотел сказать: будьте повнимательнее, подушевнее.

В зале было тихо, все сидели почти неподвижно. Ощущение неловкости, пришедшее после слов Нечаева, сковало всех.

— Вот и все, ребята, — сказал Сергей Иванович. Спасибо! До свиданья! Я думаю, вы теперь и сами разберетесь.

Он пожал руку Якову Павловичу и пошел к выходу.

Зал дружно аплодировал ему вслед.

Было решено: Аркадий обязан разыскать Кисиля и извиниться за хулиганский поступок. На такой формулировке настоял Ваня.

Взыскания Аркадию не объявили. Но Ваня записал: «В случае повторения подобных поступков комсомольская организация вдвойне…» и т. д.

Выбрали комиссию в составе пяти человек — для проверки условий жизни Юкова. Председателем ее назначили Ваню.

— Дабы он впредь знал, как его комсомольцы живут, — назидательно заметил Лев Гречинский.

После собрания к Аркадию подошел Костик Павловский, взял под руку и отвел в сторонку.

— Какой человек, какой человек товарищ Нечаев! — воскликнул он. — Да за таким — и в огонь, и в воду, правда, Аркадий?

— Хоть сейчас!

— А ты… ну, знаешь, я приятно удивлен! Это — от чистого сердца, как другу. Сначала я был введен в заблуждение Ваней… Он у нас трибун, — Костик скептически усмехнулся. — А ты, оказывается… ну, как бы сказать… как сказать это поточнее… ты… ну-у… рыцарь.

Костик не нашел, должно быть, нужного выражения и в конце концов пустил в ход то слово, которое, по его мнению, — Аркадий это понял, — никак не подходило к Юкову. Рыцарь, в представлении Костика, было что-то наиблагороднейшее и почти святое. Поступить, как рыцарь, мог только наидостойнейший человек.

Поэтому Костик с неясной улыбкой, — ее опять-таки разгадал Аркадий, — продолжал:

— Хотя, конечно, в наше время это слово как-то вышло из употребления и звучит почти смешно, не правда ли? Вернее, сказать, ты поступил, я имею в виду Женечку, как порядочный человек.

— Ладно уж, — усмехнулся Аркадий и фамильярно похлопал Костика по плечу, — как поступил, так и поступил, и нечего разводить философию. Кстати, какого черта ты увиваешься вокруг Женьки? Она ведь, по-моему, дружит с Сашей.

— Ты так думаешь? Дружит? — спокойно пожал плечами Костик. — Меня это совершенно…

Но Аркадий уже не слушал Павловского. Он устремился навстречу Борису, который шел к нему, широченно улыбаясь.

Костик глядел в спину Аркадия и тоже улыбался. Он умел улыбаться с высоты своего положения — небрежно и снисходительно!

РАЗГОВОР НА ЛЕСТНИЦЕ

Саша Никитин задержался в кабинете Якова Павловича и вышел из школы чуть ли не самым последним. На площадке между первым и вторым этажом он заметил Женю Румянцеву.

— Аркадий прошел, Борис, Ваня, Костик, все прошли, а тебя все нет и нет, — недовольно надув губы, сказала Женя. — Ты заставляешь ждать? Я этого не люблю.

— Ты меня ждешь? — спросил Саша немного удивленно и подошел к девушке поближе. — Ты хочешь что-то сказать, да?

— Мы как-то не разговаривали после того, когда ты провожал меня… Ты знаешь, что у меня тогда случилось, — начала Женя нерешительно.

Саша вздохнул и неохотно ответил:

— Ну, знаю…

«Именно сейчас я скажу ей о Марусе, — решительно подумал он. — Это нечестно скрывать. Я не могу глядеть в глаза Борису».

— Не может быть! — с жаром воскликнула Женя и повторила увереннее, с