Разведчик в Вечном городе. Операции КГБ в Италии - Леонид Колосов

— Леонид Сергеевич, Центр заинтересовался нашим предложением. Пришла шифровка. — Он вынул из папки расшифрованную телеграмму и стал пересказывать мне ее своими словами. — В общем так. Нужно начать серьезную психологическую подготовку «Веста». Встречи сделать более частыми и еще более конспиративными. Не выступать ни от какого имени конкретно. Будешь говорить от себя лично, иногда употребляя слово «мы». Скажи, что все расходы по поездке ты берешь на себя. Перед отъездом в Мадрид ты вручишь ему компенсацию для семьи. Особенно следи за состоянием его нервной системы. Спроси, может быть, ему нужны какие-либо редкие лекарства. Все… Докладывать мне о дальнейшем развитии событий, связанных с делом «Перо», немедленно. Кстати, джеймсбондовская авторучка воспринята тоже положительно, поэтому и назовем операцию «Перо». Ею займутся наши технические службы. Ну, а остальное (он перевернул третью страницу шифротелеграммы) касается лично меня. Желаю успеха, Леонид Сергеевич.

…Подходя на следующей встрече к заветной скамейке, я уже издали заметил «Веста», который быстро поднялся и засеменил в мою сторону. Он был очень возбужден и, забыв поздороваться, взял меня под руку.

— Давай пройдемся, Леонида. Ты не представляешь, какая удача! Я ведь тоже не терял времени даром. Старые друзья помогли мне поговорить с Франсиско по телефону. Представляешь, он узнал меня, вспомнил и пригласил в любое время посетить его на правах друга юности. Ну, а вы-то согласны?

У меня, честно говоря, екнуло сердце. «Мать твою… — подумал я без всякого энтузиазма, — а ведь дело принимает действительно серьезный оборот». В порядке лирического отступления скажу, что я непримиримый противник убийства человека вообще, а в разведке — в частности. Хотя для разведчика заповеди «не убий» не существует. Этому нас учили в разведшколе… Я изобразил радостное удивление на своей физиономии.

— Онореволе, поздравляю! Это колоссальный успех. Что касается вашего вопроса в отношении нашей стороны, то я полностью согласен с планом операции, и мы будем готовить ее с вами вдвоем. Необходимые средства для поездки и соответствующую компенсацию вам предоставят…

— Леонида, друг мой! Какие средства и какая компенсация?! Ведь я же очень не бедный человек. Ничего не нужно, кроме необходимого устройства и небольшой тренировки с ним… Впрочем, я был бы очень рад, если бы ты слетал со мной в Мадрид и подождал финала. Как считаешь?

У меня второй раз екнуло сердце… Резиденту нужно докладывать все или почти все, что касается оперативных дел, особенно столь экстраординарных. Утаиваются лишь романы с бабами и семейные неурядицы. Я дословно воспроизвел резиденту свой разговор с «Вестом» и его «скромное» пожелание. Резидент как-то сразу погрустнел. Он, в общем-то, хорошо относился ко мне, хотя и недолюбливал немного за «пижонство», «интеллигентность» и пристрастие к похабным анекдотам, от которых его коробило, хотя рассказывал их я, по-моему, мастерски, чем снискал уважение своих коллег, любивших посмеяться в грустные минуты.

— Сообщу в Центр срочно, Леонид Сергеевич. Вообще-то, конечно, риск большой и что-то мне не нравится в этой затее. Но Родина (он перешел на шутливый тон) тебя, конечно, не забудет… Так что продолжай интенсивно работать с «Вестом» и будь предельно внимателен к динамике его психического состояния.

Ответ из Центра пришел очень быстро. Резидент опять пересказал его, заглядывая в недоступную для меня шифротелеграмму:

— Центр согласен, чтобы ты сопровождал «Веста» в Мадрид. Ксиву тебе сделают на имя итальянского репортера через наши возможности. Устроишься в той же гостинице, что и «Вест»… И будешь ждать конца. Возьмешь какое-нибудь интервью — у нас там есть человек, который тебе поможет. Короче, дорогой Леня, вся ответственность ложится на тебя. Ты автор проекта и его исполнитель, понимаешь? Да, потребуется еще немного времени, чтобы подготовить техническое снаряжение и документы. Так что ты мягко сдерживай порывы агента.

…Мои встречи с «Вестом» участились. Он пребывал постоянно в сильном нервном напряжении и таял буквально на моих глазах. Только на посеревшем лице горели лихорадочным огнем глаза. Потом меня смутило еще одно обстоятельство. Мой агент вдруг ударился в воспоминания, много рассказывал о Франко, об их юношеской дружбе, и где-то в его словах я начал улавливать нотки какой-то скрытой симпатии, перемешанной с юмором, к молодому Франсиско…

После одной из встреч, мучаясь одинокой бессонницей в своей корпунктовской спальне (жена находилась в Москве по семейным делам), я вдруг с необыкновенной ясностью представил такую вот картину.

Мы с «Вестом» благополучно, преодолев все сложности, прилетаем в Мадрид и устраиваемся в гостинице. Мой агент назначает встречу с каудильо, а я остаюсь в номере и, включив телевизор, жду экстренного правительственного сообщения. А в шикарном кабинете Франко, встав из-за стола, обнимает своего давнего друга, может быть, даже со слезами на глазах. Сердце «Веста» не выдерживает, он тоже плачет и говорит: «Дорогой Франсиско, прости меня, грешного, что приехал к тебе со злодейскими намерениями. В отеле «Виктория» сидит под личиной итальянского корреспондента один мудак из советской разведки и ждет, когда я выстрелю в тебя из этой авторучки. Кстати, возьми ее себе на память…» Видение было настолько ясным, что я с самого утра, не передав в родную газету обязательной информации, ринулся к резиденту. Он внимательно выслушал мой не очень связный монолог.

— А ты не струсил, Леонид Сергеевич?

— Нет, шеф. В разведку идут работать не для того, чтобы разводить цыплят. Я готов ко всему, меня ничего не пугает. Но представляете, какой разразится скандал, если сработает мой сценарий. И как пострадает авторитет не только нашей службы, но и государства. Уж лучше тогда я поеду один с «бомбой» для диктатора.

— Не говори глупостей, Леонид. Дело очень серьезное, и твои соображения заслуживают самого пристального внимания. Я срочно запрошу начальство. Завтра приезжай с утра.

Ответ из Центра пришел. Я это понял сразу по выражению глаз моего шефа, когда назавтра явился к нему.

— В общем, Леонид Сергеевич, последнее слово за тобой. Никаких претензий к тебе не будет. Советуют не спешить, еще раз все взвесить и, самое главное, не ошибиться в оценке душевного состояния «Веста» и его здоровья, естественно. Докладывай мне все, что еще надумаешь, в любое время суток.

Встречи с «Вестом» продолжались. Мне, честно говоря, все больше не нравилось ни его физическое состояние, ни психологический настрой. Он как-то сник и тоже вроде бы перестал торопиться в Мадрид, но мы тем не менее продолжали разрабатывать различные варианты и детали предстоящей поездки. Однажды «Вест» не вышел на очередную встречу. Не состоялась она и на другой день как «запасная». На третий день я, проверившись, позвонил из города по телефону ему домой, приготовив специально закодированный по сему случаю текст. Но меня не стали слушать. Грустный женский голос произнес в трубку: «Онореволе скоропостижно скончался вчера от обширного инфаркта миокарда. Похороны на римском кладбище Тестаччио».

Нет мест печальнее на земле, чем кладбища. Наверное, потому, что здесь пересыхают ручейки человеческих жизней и находится та последняя остановка, после которой не бывает уже ничего. Ничего, кроме истории. Пройдешь по любому городу мертвых, и эпитафии поведают о том, чего хотели и что сделали ушедшие из мира сего. Я не знаю, какую эпитафию высекли на памятнике «Веста», которого хоронили на небольшом римском кладбище Тестаччио, где покоятся вечным сном многие знаменитости. Но я знал, чего он хотел и чего не сделал в последние мгновения своей жизни. И может быть, к лучшему. Резидент категорически, но в очень мягкой форме запретил мне идти на похороны. «Засветишься, дорогой мой, — сказал он. — А сейчас это уже ни к чему».