Отвага и честь - Грэм Макнилл

— Вашу ж мать! — воскликнула она и упала наземь.

Сверхзвуковые снаряды посыпались на дорожку, пробивая метровый барьер и превращая его в сплошной водоворот смертоносных взрывов. Десять силовиков погибли в первую же секунду, порванные на куски и превращенные в мелкую взвесь из костей и крови.

Дженна заткнула уши, но шум был слишком сильный. Оглушительные взрывы ломали камень и арматуру стен, и ей обожгло спину раскаленным осколком снаряда, застрявшим затем в плече. Что-то рвануло сзади, и горячий металл вошел в бедро. Она отчаянно поползла по дорожке, не обращая внимания на боль, в судорожной попытке уйти от резни.

Пушки обстреливали дорожку по всей длине, пока не перебили всех. Яркие огни вспыхивали в дыму, огненные стрелы летели с корабля, и за каждой мгновение спустя следовал грохот взрыва.

Сторожевые башни. Они разрушают сторожевые башни ракетами.

Она подумала, что пушки вроде бы замолчали, но определить было трудно, так оглушительно гремело эхо взрывов и залпов. Дженна сорвала шлем и потянулась к плечу, пытаясь нащупать шрапнель. Она почувствовала жар даже сквозь перчатку и, сжимая зубы от боли, вытащила осколок.

Тяжело дыша, вся в поту, она смахнула вызванные болью и растерянностью слезы. Что происходит? Откуда прилетел корабль тау? Она была уверена, что обстрел прекратился, и можно перекатиться на бок и оглядеться.

Густые клубы дыма и поднятой пыли затрудняли обзор, но было ясно, что в живых никого не осталось. Все ее бойцы погибли. К этому ли приводят милосердие и правосудие? Она закричала от разочарования и осмотрелась в поисках оружия. Ее дробовик лежал в нескольких метрах на краю блестящей кровавой лужи. Острая боль в ноге усилилась, когда она попыталась подползти, и она повернула голову, чтобы посмотреть, насколько серьезна рана.

У нее перехватило дыхание при виде жуткого месива. Шрапнель прорыла широкую борозду в ее правом бедре, оставив за собой сплошной ужас: резиновое на вид мясо и раздробленную кость.

Она дышала мелко, испуганно, крик боли застыл в горле при виде выходящих на дорожку пленных тау. Раньше они все казались ей одинаковыми, но теперь было совершенно ясно, кто вожак. Одеждой они друг от друга не отличались, но ксенос, про которого она догадалась, что это не воин, выделялся среди остальных. Его осанка и манера держаться были чуть другими, хотя Дженна не смогла бы рационально объяснить это. Она просто знала, что этот — особенный.

Корабль перестал стрелять, и даже рев его двигателей словно притих в присутствии лидера тау. Дженна смотрела, как он двигается, забыв о боли в странном успокоении, охватившем ее при виде столь благородного существа. Казалось странным, что в других она этого не чувствовала.

Она поползла к дробовику, пот ручьями стекал по запыленному заплаканному лицу. Ей было холодно, перед глазами все плыло. Она сообразила, что проваливается в шоковое состояние.

Едва корабль открыл стрельбу, она и тау превратились из пленников и охраны в ведущих войну врагов, и убийство врага в бою не вызывало у Дженны угрызений совести.

Она медленно придвинулась к оружию, полная решимости сделать хоть один выстрел по пришельцам. Все ее внимание было сосредоточено на матово-черном прикладе пистолета-дробовика, блеске отраженного света на курке и текстурированной поверхности рукоятки. Ее мир сжался до расстояния между ней и оружием. Лишь полностью сосредоточившись на поставленной цели, она могла побороть боль.

Ее пальцы коснулись дробовика, и она заплакала от этой маленькой победы. Воодушевленная успехом, она сделала последнее усилие и подтянула оружие к себе. Дженна знала, что сможет сделать лишь один выстрел, и ее рука сжалась вокруг рукояти.

Прежде чем она сумела приподняться на локте и выстрелить, синяя нога придавила ствол к земле.

Дженна почувствовала, что ее окружили, подняла взгляд и увидела, что над ней стоит предводитель тау с выражением, напоминающим жалость или сожаление. Рядом с ним была тау, которой она срезала волосы. Ла'тиен. Это ее нога наступила на дробовик и не дала Дженне выстрелить. В противоположность предводителю, ее лицо выражало беспримесную ненависть.

Дженна не смогла. Тяжесть этого провала отняла у нее остатки сил. Она уронила голову на бетонный пол и ощутила липкой кожей его прохладу.

Предводитель тау опустился рядом с ней на колени и положил ладонь ей на лоб. Кожа у него была теплая и гладкая. Это успокаивало, боль отступила, но Дженне хотелось отпрянуть от пришельца.

— Меня зовут Аун'рай, и я могу облегчить твои страдания, — сказал тау на безупречном имперском готике. Произношение у него было безукоризненное, разве что с напевным выговором жителей Восточного Предела.

— У тебя акцент, — слабым голосом сказала Дженна.

Тау выглядел озадаченным.

— Да?

— Да. Ты выучил язык у кого-то, кто говорил с акцентом, вот в чем дело.

— Похоже на то, — согласился тау. Ситуация его явно позабавила, словно он раньше никогда об этом не задумывался. — Произношение Рафаила часто не соответствовало тому, что он писал. Однако это неважно.

— Если собираешься убить меня, сделай это и уходи. Или просто дай мне умереть.

Аун'рай покачал головой:

— Убить тебя? Я не собираюсь тебя убивать. Я слышал, что ты сказала гуэ'ла, который собирался подвергнуть меня страшным мучениям. Я хочу, чтобы ты знала: мы не те, за кого он нас принял. Я хочу, чтобы ты знала: мы вам не враги.

— Ты убил моих людей, — выпалила Дженна. — Поэтому ты мне враг.

— Это достойно сожаления, — согласился Аун'рай, — но так было нужно. А теперь нам надо улететь, прежде чем ваши воздушные силы обнаружат мой корабль.

Аун'рай сказал Ла'тиен несколько слов на своем языке, та явно удивилась и даже оскорбилась, но, тем не менее, подчинилась воле предводителя.

— Что ты делаешь? — выдохнула Дженна, когда бывшая пленница подняла ее на плечо. Невообразимая боль на миг обожгла ногу, но снова утихла под прикосновением Аун'рая. Как бы ни отталкивало ее прикосновение ксеноса, Дженна была невероятно благодарна за отсутствие боли. Ее глаза закрылись, и она почувствовала, что теряет сознание.

— Мои целители вылечат тебя, гуэ'ла, — сказал Аун'рай, — и тогда я предложу тебе место в Тау'ва.

Еще три дня защитники Ольцетина сдерживали жестокий натиск на свою линию обороны, снаряды тау сыпались дождем на укрепленные позиции, постепенно ломая их. После того как были отбиты первые удары, главнокомандующий пришельцев отказался от мысли о быстром героическом наступлении и каждую последующую атаку планировал с тщанием, какого не устыдился бы и Робаут Жиллиман.