Гребаная история - Бернар Миньер

– Генри… мой брат Ник сказал мне, что записи с камер на пароме подтверждают нашу версию. Наоми уехала с кем-то, но кто это, у них не получается разглядеть…

– Мы должны его найти, – сказал я.

– И как мы это сделаем?

– Можно хотя бы расспросить всех учеников, кто тогда был на пароме…

Мы ворвались на парковку. В чрево парома уже поднимались последние машины; мы скользнули за ними.

– Предоставь это сделать нам – Кайле, Джонни и мне, – сказал Чарли. – Ты нынче не в ореоле святости.

– Обожаю, когда ты так высокопарно выражаешься, брат мой.

* * *

Ноа Рейнольдс оставил свою «Краун Викторию» на парковке возле дома 9509 на Двадцать девятой авеню в Эверетте, в сорока семи километрах к северу от Сиэтла. Здание из кирпича и стекла. Рядом с соседними оно казалось до смешного маленьким, поскольку вклинилось, так сказать, среди взлетно-посадочных полос, огромных ангаров и строений завода «Боинг», возвышающихся подобно древнеегипетским гробницам. Последние вмещали не больше и не меньше, чем самые огромные здания мира: четыреста тысяч квадратных метров площади, тринадцать миллионов кубических метров объема и целую толпу погрузчиков. Главная дверь имела ширину сто метров и высоту – двадцать пять. А кроме этого, там находились банк, магазинчики, здание пожарной охраны, много кафешек «Тулли», собственная полиция и своя электростанция.

Ноа не удивился, когда, выйдя из машины, чтобы пересечь парковку в направлении Института судебно-медицинской экспертизы, был встречен рычанием отрывающегося от земли «Боинга 787 Дримлайнер». Он поднял глаза к самолету. Тот тяжело поднимался в небо и напоминал крупную летающую косатку. Ноа поймал себя на мысли, что если и есть люди, которые в состоянии выносить такой шум, то разве что мертвые. Чуть позже он прошел в застекленные двери и три минуты спустя предстал перед высоким парнем в черном пуловере под блузой и со странным взглядом – из-за полуопущенного века, напоминающего жалюзи магазина, застрявшие на половине пути. Из-за этого непослушного века доктор Фрейзер Шац всегда производил впечатление полусонного. Обманчивое, которое вводило в заблуждение не одного начинающего адвоката, когда он приходил свидетельствовать в суде. Ноа не знал никого, кто был бы еще большим профессионалом, чем доктор Фрейзер Шац, главный эксперт и директор судебно-медицинской службы округа Снохомиш.

– Привет, Ноа, – сказал Фрейзер, пожимая руку Рейнольдса мягкой прохладной ладонью, которая вгоняла в дрожь молодых полицейских, в первый раз пришедших на вскрытие. – Давненько не виделись.

– Здравствуйте, доктор, как ваши мертвецы? У них все хорошо?

– Они в прекрасной форме, – ответил Шац с непонятной кривой улыбкой. – Если так будет продолжаться, в конце концов они меня заловят.

– Кто, мертвецы?

– Нет, округ.

А именно – новый глава исполнительной власти округа Снохомиш… Ноа знал, что он провернул масштабную операцию по реструктуризации служб судебно-медицинской экспертизы. Рейнольдс заметил, что у Шаца темные круги под глазами и утомленный вид. Он слышал, что главный судмедэксперт и глава исполнительной власти не ладили между собой. По чьей вине, Ноа не знал. Все, что ему было известно: Шац отличался вспыльчивым характером. Ему было комфортнее с мертвыми, чем с живыми.

– Они ищут, к чему бы придраться в моем управлении, – добавил Шац, двигаясь вперед по коридорам.

Ноа всегда считал, что судебно-медицинские службы, как и полицейские в штате, чересчур многочисленны. Полиция округа, службы шерифа, полицейские департаменты Сиэтла и Белвью, полиция округа Кинг – та, что несет службу в метро города, – полиция Университета Вашингтона, имеющая полномочия во всем штате, и полиция штата Вашингтон, которая нынче занимается всем: убийствами, кражами, бандами, подразделениями SWAT[49], – все они стараются наступить друг другу на пятки. То же самое с судебно-медицинскими службами. Например, округ Кинг располагал опытными патологоанатомами, но это скорее исключение, чем правило. Основную часть времени работа исполнялась коронерами. Кроме того, в маленьких округах бюджет ограниченный; а еще, начиная с июля, всеми правдами и неправдами избегали вскрытий как слишком затратных мероприятий. Настоящий бардак…

На ходу Шац повернулся, чтобы посмотреть на Ноа:

– Что происходит? В полиции теперь работают пенсионеры?

– Теперь я работаю на себя, доктор.

– Я в курсе.

Шац проводил гостя в свой кабинет. У главного судмедэксперта была своя стена славы – мозаика фотографий и нескольких статей, где упоминались только деятели регионального уровня, но от этого он не переставал быть самым хорошо оплачиваемым сотрудником округа. Его бюджет доходил до двух миллионов долларов в год, и в прошлом году его службы провели триста девяносто одно вскрытие.

– Что я могу сделать для тебя? – спросил Фрейзер, усаживаясь в кресло.

– Это по поводу той молодой девушки, найденной мертвой на пляже…

Судмедэксперт сложил кончики пальцев под подбородком.

– И?..

– Она была беременна.

– Точно.

– Вы собираетесь делать сравнительный анализ ДНК для генерального прокурора островов Сан-Хуан?

– Снова точно.

– Значит, где-то вы храните ДНК эмбриона…

Падающее веко Шаца легко вздрогнуло в знак заинтересованности.

– К чему ты клонишь, Ноа?

– К этому.

Рейнольдс вынул из кармана маленькую белую заламинированную упаковку. Прибывшую специальным авиарейсом этим утром. Он получил ее всего час назад.

– Что это?

– Образец ДНК.

– То есть?

– Я всего лишь хочу сравнительный анализ генетических маркеров этого ДНК и ДНК эмбриона…

Повисло молчание, нарушаемое рычанием взлетающего или приземляющегося самолета. Генетических маркеров, используемых в судебной медицине, было от пятнадцати до двадцати, почти по количеству точек совпадения пальцевых отпечатков.

– Господи, Ноа, ты вообще отдаешь себе отчет, чего у меня просишь?

– Никто никогда не узнает, даю слово.

– За исключением владельца этой ДНК… Кто это? Отец эмбриона? Ты понимаешь, что это может быть информация, важная для расследования?

– Знаю. И сам поделюсь ею с Крюгером, когда настанет время, если результат сравнения будет положительным. Не отец – дед…

– Не понимаю…

– Все, что тебе нужно знать: некий человек думает, что является отцом парня жертвы, но еще не вполне в этом уверен.