Каменная пациентка - Эрин Келли

– Ничего особенного.

Билет по-прежнему был там. Осталось два дня, и времени терять нельзя.

От пятен молока, растекающихся на груди Паулины, поднимался маслянистый запах. Любая еда, любой сильный запах до полудня заставляли рот Хелен наполняться желчью. Медный привкус на языке никуда не делся, грудь все так же имела повышенную чувствительность. Они взяли у нее кровь на анализ, так что они тоже знают. Хелен в каком-то оцепенении смирилась с предстоящими родами. Ей придется отдать бедное дитя на усыновление, потому что Рошель желала бы видеть ребенка в своей лондонской квартире не больше, чем она сама.

Одно было ясно: Хелен ни за что не станет больше рисковать своим здоровьем.

С одной стороны коридора высокие вытянутые окна выходили на разбитые сады, примыкающие к чему-то вроде болота. С противоположной стороны выстроились друг за другом в линию палаты, каждая футов по сто длиной, с толстыми железными колоннами, поддерживающими потолки, и кроватями, втиснутыми почти вплотную, как кусочки на лоскутном одеяле. Стены там были голыми, а окна зарешеченными. Если бы у людей, которые управляли этим местом, имелось немного смекалки, они могли бы использовать этот коридор как галерею для физических упражнений, а не как хранилище тележек и инвентаря для уборки.

– Сколько времени это обычно занимает? – спросила она Паулину. – Я имею в виду – надеюсь, сразу же после я смогу увидеться с доктором.

– Этого никто не знает. Они палец о палец не ударят, пока здесь не появится старшая сестра.

– Ну ладно.

Постоянные звуки больничной жизни усиливались гулкими сводами коридора. Стук металла о металл открываемых замков, шарканье ног в тапочках, рокот и скрип бесконечных колес: тележек, кроватей, каталок. Звук высоких каблуков показался чужеродным, когда приблизился. Пациентка, повисшая на руке старшей сестры, теперь была хорошо видна: боб из рыжих волос, плиссированная юбка, свитер с короткими рукавами и белые босоножки. Губная помада.

– Селеста Уилсон, – представилась она медсестре, стоявшей в дверях, словно на собеседовании о приеме на работу. Это был первый голос образованного человека, помимо ее собственного, который Хелен слышала с тех пор, как попала в женское крыло. – Не хочу причинять беспокойство, но я думаю, что произошла ошибка. На самом деле я не должна находиться в этом месте. Я определенно не сделала ничего плохого.

Сердце Хелен учащенно забилось с какой-то надеждой. Возможно, она здесь не так одинока, как думала.

– В конец очереди, Селеста, – сказала старшая сестра.

– Вообще-то, – продолжила Селеста, – могу я поговорить с вашим начальником?

Хелен поняла, что Селеста пыталась бороться, так как ее свитер был полностью разорван на одном плече, и рукав сполз к локтю неким вязаным амулетом.

– У меня нет начальников в этом крыле, – заявила старшая сестра. – В конец очереди, Селеста, если не хотите снова оказаться в Пятой.

Без всякого предупреждения Селеста вдруг резко вывернула голову и разбила ее о стену, врезавшись виском в грязные плитки с такой силой, которую Хелен не ожидала увидеть от женщины. Она не поверила бы, что женщина способна на подобное. Селеста повторила движение; на этот раз ее челюсть пришла в соприкосновение с дверным косяком так сильно, что скорее можно было ожидать – сломается древесина, а не кость, но раздался тошнотворный треск и чвоканье поврежденной плоти. Фонтан хлынувшей крови забрызгал ресницы Хелен и оросил пол палаты красным. Селеста выплюнула изо рта что-то белое, что могло оказаться ее зубом или осколком плитки. Две здоровенные медсестры поймали Селесту под локти. Ее нижняя губа была разорвана пополам.

– По кроватям! – гаркнула старшая сестра. Около половины пациенток повиновались. Остальные же начали кричать, и этот звук как будто проникал Хелен под кожу и растекался по ее крови. Столько шума оказалось невозможно воспринять; это было все равно что вести машину без лобового стекла.

Раздался свисток, и рядом материализовалась дюжина медсестер. Хелен оттолкнули в сторону, а Селесту прижали к полу.

– Прямиком в Пятую, – приказала старшая сестра. Потребовалось три сестры, чтобы утащить Селесту из палаты. Ее белые высокие каблуки волочились по полу, оставляя за собой извилистые линии, пока босоножки не слетели. Спустя минуту после начала припадка все уже закончилось, и лишь две туфли «сбежавшей невесты» являлись доказательством того, что произошло.

– Что такое – «Пятая»? – шепотом спросила Хелен у Паулины, и та театрально поежилась.

– Пятая палата. Буйное отделение. – Она указала в конец коридора. Повторяющиеся двери и окна тянулись так далеко, что расстояние казалось нереальным, словно оптическая иллюзия. – Все время под замком. Даже я никогда не была в Пятой. Оттуда, как правило, не возвращаются.

Санитарка была сама живость, когда протирала лицо Хелен фланелевой тряпочкой.

– Ты ведь не доставишь нам никаких хлопот, правда, Ханна?

– Я Хелен, – поправила та, но санитарка протирала уже следующую пациентку.

Хелен выделили кровать рядом с Паулиной. Через узенький проход какая-то женщина расчесывала волосы, похожие на рваный моток длинной желто-серой шерсти:

– Восемьдесят шесть, восемьдесят семь, восемьдесят восемь… – Щетка снова и снова проходила через один и тот же участок, выскабливая проглядывающую розовую кожу до тускло-красного оттенка. Она считала быстро, бормоча даже на вдохе. Когда Хелен сказала «привет!» Паулине – которая и здесь держалась бодро, – женщина с расческой обернулась и зарычала, как собака:

– Из-за тебя я сбилась со счета!

– Сьюзен, дорогая, – успокоила ее Паулина. – Ты была на числе «восемьдесят восемь».

– Это только твои слова, – не поверила Сьюзен. – Раз, два, три…

– Это кто там еще, а? – Хелен взглянула через кровати в направлении нового голоса – вперед и вбок, где сидела пожилая женщина с коленями, подтянутыми к груди.

– Это Хелен, Норма, – ответила Паулина, а затем повернулась к Хелен: – Норма сама как учреждение внутри учреждения. Она появилась здесь, когда ей было столько лет, как сейчас тебе.

Если Норме сейчас пятьдесят – что Хелен посчитала грубой лестью со своей стороны, – то значит, она провела тут около тридцати лет.

– За что? – в ужасе спросила Хелен. – Что нужно сделать, чтобы закончить жизнь здесь?

– Одному Богу известно! Все это затерялось в тумане времени.

Норма взмахнула узловатыми пальцами, словно пытаясь заклинаниями развеять этот туман.

– Она потеряла двух братьев и любимого на Великой войне, – сказала Паулина негромко.

– Но когда она… она вообще когда-нибудь выберется отсюда?

– Только в деревянном макинтоше, надо полагать, – прошептала Паулина. Хелен непонимающе моргнула. – В гробу, дорогая. Никуда она отсюда не денется. В итоге ее переведут в гериатрию, и дело с концом.