Золотая цепь. Дорога никуда - Александр Степанович Грин

но мы стали произносить разные слова… Вышло ужасно глупо, — Рой вздохнула и, пересилив смех, указала на картину: — Дорога никуда.

Она объяснила отцу, как это вышло: «туда, сюда, никуда». Но уже не было смешно, так как все устали смеяться.

— Я купил ее на аукционе, — сказал Футроз. — Эта картина напоминает мне одну таинственную историю.

— Какая история? Мы ее знаем? — закричали девушки.

— По-видимому, — нет.

— А почему не рассказал, Тампико? — спросила Элли.

— Почему? В самом деле, — почему?

— Ну, мы этого не можем знать, — заявила Роэна.

— Я люблю истории о вещах, — сказал Гонзак. — С нетерпением ожидаю начала.

— Разве я обещал?

— Извините, мне показалось…

— Крепкие ли у всех вас нервы? — спросил Футроз, делая загадочное лицо.

— За себя я ручаюсь, — сказала Титания, усаживаясь в стороне, спиной к окнам.

— И я ручаюсь — за тебя! — Рой села рядом с отцом. — Но не за себя.

Элли полулегла на диван. Давенант, Тортон и Гонзак поместились на креслах. Тогда Футроз сказал:

— Бушевал ветер. Он потрясал стены хижин и опрокидывал вековые деревья…

— Так было на самом деле? — строптиво перебила Элли.

— Увы! Было.

— Смотри, Тампико, не подведи.

— Начало очень недурно, — заметил Гонзак, — особенно «стены хижин».

Футроз молчал.

— А дальше? — спросил Давенант, который был счастлив, как никогда.

— Все ли успокоились? — хладнокровно осведомился Футроз.

Но бес дергал за языки.

— Папа, — сказала Рой, — расскажи так, чтобы я начала таять и умирать!

Футроз молчал.

— Ну, что же, скоро ли ты начнешь? — жалобно вскричала Элли.

— Все ли молчат? — невозмутимо осведомился Футроз.

— Все! — вскричали шесть голосов.

— Ветер выл, как стая гиен. В придорожную гостиницу пришел человек с мешком, с бородой, в грязной одежде и заказал ужин. Кроме него, других посетителей не было в тот странный вечер. Хозяин гостиницы скучал, а потому сел к столу и заговорил с прохожим человеком, — куда направляется, где был и кто он такой? Незнакомец сказал, что его зовут Сайлас Гент, он каменотес, идет в Зурбаган искать работу. Хозяин заметил одну особенность: глаза Сайласа Гента не отражали пламени свечи. Зрачки были черны и блестящи, как у всех нас, но не было в них той трепетной желтой точки, какая является, если против лица сияет огонь…

Рой заглянула в глаза отца.

— Даже две точки, — сказала она. — А у меня?

Элли подошла к ней и освидетельствовала зрачки сестры; та проделала это же самое с Элли, и они успокоились.

— Нормальны! — заявила Элли, возвращаясь на свое место. — Мы отражаем огонь. Дальше!

— Из сделанного хозяином наблюдения, — продолжал Футроз, — вы видите, что хозяин был человек мечтательный и пытливый. Он ничего не сказал Генту, только надел очки и с замешательством, даже со страхом, установил, что зрачки Гента лишены отражения — в них не отражались ни комната, ни хозяин, ни огонь.

— Как это хорошо! — сказал Давенант.

— Вот уж! — пренебрежительно отозвалась Титания. — Две черные пуговицы!

— Но пуговицы отражают огонь, — возразила Роэна. — Не мешайте Тампико!

— Теперь меня трудно сбить, — заявил Футроз, — но будет лучше, если все вы воздержитесь от замечаний. Сайлас Гент начал спрашивать о дороге. Хозяин объяснил, что есть две дороги: одна прямая, короткая, но глухая, вторая — вдвое длиннее, но шоссейная и заселенная. «У меня нет кареты, — сказал Гент, — и я пойду короткой дорогой». Хозяину было все равно; он, пожелав гостю спокойной ночи, отвел его в комнату для ночлега, а сам отправился к жене — рассказать, какие бывают странные глаза у простого каменотеса.

Едва рассвело, Сайлас Гент спустился в буфет, выпил стакан водки и, направив свои редкостные зрачки на хозяина, заявил, что уходит. Между тем ураган стих, небо сияло, пели птицы, и всякая дорога в такое утро была прекрасной.

Сайлас Гент повесил свой мешок за спину, подошел к дверям, но остановился, снова подошел к хозяину и сказал: «Послушайте, Пиггинс, у меня есть предчувствие, о котором не хочу много распространяться. Итак, если вы не получите от меня на пятый день письма, прошу вас осмотреть дорогу. Может быть, я на ней буду вас ожидать».

Хозяин так оторопел, что не мог ни понять, ни высмеять Гента, а тем временем тот вышел и скрылся. Весь день слова страшного каменщика не выходили из головы трактирщика. Он думал о них, когда ложился спать и на следующее утро, а проснувшись, признался жене, что Сайлас Гент задал ему задачу, которая торчит в его мозгу, как гребень в волосах. Особенно поразила его фраза: «Может быть, я буду вас ожидать».