Дом - Матс Страндберг

запахи и звуки коридора Г не могут разогнать Нинин страх. Лиллемур сидит на диване в комнате отдыха, она беспокойно следит за Ниной взглядом, когда та проходит мимо. Эдит стоит, сгорбившись над роллатором, и повторяет свою вечную тираду. Нина спешит дальше в квартиру Г6. Стучит в дверь и заходит, не дожидаясь ответа.

Моника и ее сыновья сидят за столом. Все одновременно оборачиваются к Нине.

Брат Юэля постарел, прибавил в весе. Голубые глаза ярко выделяются на загоревшем лице. Теперь он еще меньше стал похож на Юэля.

– Смотри, вот мы все и собрались, – говорит Моника со смешком, похожим на кудахтанье. – Бьёрн, ты же помнишь Нину? Она часто у нас бывала.

– Конечно. – Бьёрн приподнимается с дивана и протягивает женщине руку. – Как дела?

– Хорошо, все хорошо.

Бьёрн крепко сжимает руку Нины в своей. На костяшках пальцев волосинки отливают золотом.

– Так ты теперь работаешь здесь? – спрашивает он и снова садится.

– Да.

– Как хорошо для тебя, мама, – улыбается Бьёрн, – что у тебя здесь есть знакомый человек.

– Да, мы подолгу вели беседы о том о сем, – соглашается Моника.

Небольшое подергивание в уголке ее рта заставляет Нину содрогнуться.

– Помнишь, как эти двое постоянно наряжались? – продолжает Моника. – И все время перекрашивали волосы. Я думала, в конце концов они полысеют.

– Да, – подхватывает Бьёрн. – И Юэль всегда носил черную одежду. Будто каждый день ходил на похороны.

Нина смотрит на Юэля. Замечает, что что-то произошло.

– Вообще-то я искала тебя, Юэль, – говорит Нина, и ей удается соответствовать общему веселому тону. – У тебя есть минутка? Выйдем в коридор?

Моника снова кудахчет:

– Да, вот видишь, совсем как в старые добрые времена. Вечно им надо пошушукаться вдвоем. Вчера они полночи проболтали. – И она многозначительно смотрит на Нину.

Юэль встает со стула и берет с прикроватного столика мятый журнал, после чего первым выходит из квартиры.

– Здорово снова повидаться, – говорит Бьёрн. – Береги себя.

– И ты тоже.

Оказавшись в коридоре, Нина плотно закрывает за собой дверь. Осматривается по сторонам и пересказывает слова Юханны. Юэль кивает, словно хочет ускорить темп. Когда Нина заканчивает, он пролистывает журнал до нужной страницы. Не говоря ни слова, показывает разворот Нине.

Нина смотрит на дырки, где ручка прошла сквозь бумагу, на большие заглавные буквы.

– Ей нужна помощь, – говорит Юэль. – И это сломало ей руку, чтобы она больше не могла писать.

Нина прислоняется к двери, отчетливо осознавая, что Моника – или то, что ей притворяется, – находится по ту сторону.

– Она ела бумагу в общем зале. Ты знал об этом?

Юэль кивает. И Нина видит, что он ее понимает. Думает о том же, что и она.

Тогда Моника тоже написала сообщение? Пыталась просить о помощи?

Это сообщение предназначалось нам?

Нине хочется сбежать, но уже слишком поздно.

Вчера они полночи проболтали.

Бежать некуда.

– Ждать больше нельзя, – говорит Нина. – Нужно потребовать ответы от того, что там внутри.

Юэль сглатывает так тяжело, что Нина видит, как движется его кадык, словно животное, которое бегает туда-сюда под покровом кожи.

– Завтра Бьёрн возвращается домой.

– Я поговорю с Гораной. Завтра она работает в ночь. Думаю, я смогу договориться поменяться с ней сменами. Они молча смотрят друг на друга. Слышат, как Моника смеется в квартире.

– По ночам здесь спокойнее, – говорит Нина. – Мы сможем побыть с ней наедине.

Это последнее, чего хочет Нина. Но это единственный возможный вариант.

Юэль

– Пожалуй, нам пора собираться, – говорит Бьёрн, как только Юэль возвращается.

Он кивает. Смотрит на теплую мамину улыбку. На руку в гипсе. Если здесь сидит не мама, то где же она?

Она знает, что тут происходит?

Он ненавидит то, что сидит перед ним, под маской маминой плоти и крови, ненавидит это, как никогда раньше ничего не ненавидел.

Верните ее.

Бьёрн говорит, что перед отъездом ему надо зайти в туалет. Комната маленькая, и он протискивается рядом с Юэлем так близко, что тот чувствует запах мужской туалетной воды.

Юэль ждет, пока закроется дверь в ванную. Тогда он садится на стул рядом с мамой. Заставляет себя смотреть на хорошо знакомое лицо, которое теперь принадлежит кому-то или чему-то другому.

– Меня ты не проведешь, – тихо говорит он.

Она – это! – медленно поворачивает голову. Спокойно смотрит на Юэля:

– Нет. Больше это и не требуется.

В горле у мамы что-то щелкает и шипит.

– Отпусти ее, – просит Юэль.

– Не выйдет.

Это выражение лица – пародия на сочувствие.

В туалете Бьёрн спускает воду. Громко опускается крышка унитаза.

– Теперь я стала сильной, – говорит мама, которая уже не мама. – И все благодаря тебе.

Кажется, что воздух вокруг становится плотнее. Он как будто застилает глаза. Реальность разрушается. – Что ты хочешь этим сказать? – спрашивает Юэль. По ту сторону двери в ванную в кране бурлит вода. Бьёрн что-то напевает.

Сухие мамины губы растягиваются в улыбке. Зубы серые, липкие от ванильных сердечек.

– Почему все благодаря мне? – не отстает Юэль.

– Ведь это ты привез меня сюда.

Дверь в ванную открывается, и мама поворачивается туда. Радостно улыбается Бьёрну. Идеальная имитация той мамы, которой она когда-то была.

– Только представь, как чудесно, что оба моих мальчика снова со мной, – улыбается она.

Нина

Дагмар пристально смотрит на Нину. Выплевывает полупережеванные куски вареной картошки, растворенные в готовом соусе «Ремулад». Нине стоит немалых усилий, чтобы продолжать сидеть у ее кровати и быть спокойной и собранной. Нужно напоминать себе, что Дагмар ни в чем не виновата. Ей становится все хуже. Нина и раньше видела, как страх и ощущение бессилия провоцируют у пожилых антисоциальное поведение. А Дагмар даже не может говорить. Плевать и пачкать – вот и все, что ей осталось. Жаль ее.

Но это Нине не помогает. Внутри ее что-то зарождается. Ее собственный страх скоро перестанет помещаться в теле. Что-то давит в голове. В любой момент это может сдетонировать. Предохранитель полетит.

– Я могу этим заняться, – предлагает Вера, откладывая вязанье.

Она встает со своей кровати и становится рядом с Ниной, которая отдает ей ложку.

– Вот так, – приговаривает Вера и садится на край кровати. – Вот так, вот так. Ты же можешь.

Она проводит ложкой по губам Дагмар, и рот больной старухи открывается. Высовывается липкий язык. Вера ободряюще кивает и кладет в рот еду, осторожно дотрагиваясь костяшкой указательного пальца до подбородка Дагмар, чтобы та снова закрыла рот.

Когда кажется, будто Дагмар хочет выплюнуть еду, Вера мотает