Кино, вино и домино - Мария Арбатова

Теперь в осадок выпала Ольга:

– Нет. Не понимаю…

– Чего не понимаешь? Мужик хотел купить своей бабе венецианского «Льва». Не хватило бабла! И все! Чего тут понимать? Просто как бутерброд с сыром!

– Но это невозможно!

– Все возможно! Посмотри на них! Твой Картонов, бездарный деревенский ублюдок, на моих глазах склеил людей из окружения папы римского! Думаешь, они его за талант к Святому престолу поволокли? Ему при мне втирали, что у Ватикана бизнес-проект с авиакомпанией и что на креслах в этих самолетах будет написано: «Я ищу Твой Лик, Господи»! Думаешь, только РПЦ в нефтянке погрязла? Ошибаешься! Все покупается! Все! Особенно здесь и в России! Мы с итальяшками – близнецы-братья! Мы – одной крови! – К Бабушкину вернулись силы, и он почти орал.

– Не все покупается!

– Все, дурочка! Что ты с фестиваля на фестиваль таскаешься? Кому от этого польза? Займись делом, заработай бабла, построй завод с газировкой и продавай людям, если так любишь воду!

– Я люблю не газировку, а воду…

– А я тоже люблю кино, а не призы. Но мне надо! Надо! Надо его купить! Я хочу получить «Льва», хоть тушкой, хоть чучелом!

Все в зале гудели о своем, мало кто слушал Массимо, а Массимо мало переживал по этому поводу. Ольга оказалась в прострации, от волнения перехватило горло. Машинально взяла его чашку с кофе, глотнула и спросила:

– Игорь, скажите мне честно, зачем вам «Золотой лев»? У вас ведь и так куча призов!

– Господи, ну чего же тут непонятного? Не корысти ради, а токмо волею пославшей мя жены! У меня все уже было, но я должен вывести ее в люди!

Ольга все еще не могла в это поверить:

– То есть Борюсик, мерзотность которого видно за версту, обеспечивает связь с Венецианским фестивалем?

– Да! Знаю, что он фуфел, но с моей стороны тоже серьезные ребята это бабло стерегут. Они за такие деньги в нем дырок наделают, как в решете! Я ж не дурак! Я, как любой русский, полжизни кино на откатах делаю!

– Подождите, подождите, а Массимо? Вы же сказали, что Массимо поет в вашем фильме? – Ольга все еще не могла поверить, что Бабушкин ее не разыгрывает, хотя в состоянии такого опьянения человек не может разыграть даже комара на своем носу.

– Да Массимо – это обозная шлюха! Борюсик таскает его за собой по тусовкам! Итальяшки же за пение удавятся, как наши за стакан водки! Массимка здесь пошустрил, его уже пара мафиозиков пригласила петь на своих мероприятиях!

– То есть он тоже связан с Венецианским фестивалем? – ужаснулась Ольга.

– А то? Борюсик в Риме из-за его плеча выглядывал. И Картонова с собой в Рим потащил, чтобы круче выглядеть. Он же никто! Челнок! Проводник денег! Такую шушеру саму наверх не пускают! А Массимо из хорошей семьи! Его предки знатные мафиози. Но из какой-то другой команды. Не из этих, не из наших… Но они все равно все как-то связаны. Вот если найти прямого человека по заносам бабла на «Золотого льва», это было бы в десять раз дешевле! А тут корми всю цепочку!

Как всякий представитель «третьего сектора», Ольга была равнодушна к премиям. Она видела, как и за что их получали правозащитники, и считала, что многих премий надо избегать, чтобы потом всю жизнь не объяснять, что ты ее получил, а не отработал на чужую страну.

Она видела, как все эти «золотые, хрустальные, каменные, чугунные слезы, львы, орлы, рогатые олени, куропатки» продаются и покупаются, чтобы потом стоять в гостиных самых ничтожных персонажей своего времени.

И вдруг поняла, что бедный классик Бабушкин просто никаким другим способом, кроме «золотольвовского», не может доказать глупой молодой актриске свою ценность. И потому идет на чистую разводку, обманывается, унижается, страдает, общается с таким дном, как Борюсик.

А главное, надеется на то, что сможет купить то, что не продается! И тем подтвердить свою утерянную творческую состоятельность. Не понимая, что она утеряна именно появлением актриски в центре его фильмов, сводящим на нет все остальные знания и умения.

И между Ольгиным глупым отказом от желаний в Таормине и бабушкинской надрывной готовностью отказаться от всего и потерять себя прежнего есть золотая середина. Которой ни он, ни она не умеют достигать. И это бросается в глаза. И мешает обоим «стареть красиво»…

Закрытие продолжало клубиться, к ним подбегали фестивальные люди. Медичи схватил Вету на руки, поставил на стол, за которым сидело городское начальство с Джакопо, и заставил танцевать.

Музыканты заиграли «Калинку». Подвыпившая Вета, узнав, что Медичи все равно плотно женат и что по местным законам даже после кончины его доходы и зарплату будет получать законная жена, решила больше не изображать робкую девственницу и оторваться по полной программе.

Она сделала несколько плясовых па, завязала на голове белую матерчатую салфетку «русским платком» и прямо под «Калинку» начала делать изящный и очень профессиональный стриптиз.

Даже Бабушкин сумел сосредоточить на этом действе глаза кроличьей расцветки и цокнуть языком:

– Хорошо работает девка! Молодец!

Вета сняла расшитую блестками юбочку и бросила ее в лицо Медичи. Потом стянула такую же майку, под которой ничего не оказалось. Народ вокруг орал от возбуждения, как на чемпионате мира по футболу.

Джакопо крикнул официанту и показал на дверь. И двери ресторана тут же заперли, чтобы не вошел никто из случайных гостей и не вызвал карабинеров. Все-таки это был юг Италии.

Вета начала массировать себе все, что находилось под трусами. Медичи ревел от удовольствия, как медведь, перекрывая «Калинку». Остальные аплодировали.

Над Бабушкиным снова завис Борюсик. Теперь уже заботливо и ласково:

– Чувачок, ну ты в порядке? Ты был совсем плох, я уж испугался! Звонит чел, ждет твоего ответа. Ты с ним сам поговоришь, или мне ему передать?

Бабушкин тряхнул рыжей крашеной головой, словно что-то стряхивал с себя, и заорал:

– Пошел на хуй!

Да так громко, что вздрогнула даже Вета в своих все еще недоснятых трусах и салфеточном «русском платке».

– Ты меня подставил! – взвизгнул Борюсик. – Ты об этом пожалеешь! Меня так еще никто не сливал!

И побежал по залу, и схватил Массимо, и они начали что-то кричать друг другу по-итальянски, размахивая руками.

– Это не опасно? – спросила Ольга, ей стало страшно, что Бабушкин вляпался в игру с бандитами.

– Гнида недодавленная! Эмиграшка колбасный! Полжизни в Европе старух за деньги трахал! Да я его размажу! Он шестерка, а я – Бабушкин! – стукнул кулаком по столу Бабушкин и впился зубами в чашку с остатками кофе.

Досмотреть стриптиз Ольге не удалось потому что его перекрыл другой стриптиз. Наоравшись друг на друга, Борюсик и Массимо побежали к руководителю народного ансамбля и теперь начали орать по-итальянски втроем. Поорав втроем, схватили Леру, и сцена повторилась уже вчетвером.