Королевы Маргины - Владимир Михайлов

– Не пришлось, верно.

– Оттого и фантазируете с легкостью необычайной.

– Я фантазирую? Ладно, пусть так. Скажите, а Склуч что – тоже в игры играл? Фантазировал?

– Склуч? Какой, к дьяволу… Склуч, вы сказали?

– Вспомнили? Великий капитан Склуч. Тот, который ухитрился в тот самый шторм шестнадцатого года, когда на девять месяцев все сообщения через Простор были вообще закрыты, пройти с Теллуса на Стрелу-Третью, гибнувшую от эпидемии…

– Розовая чума, так ее называли…

– Вижу, что помните. Так вот, Склуч на «Лейб-гусаре» прошел с сывороткой и врачами-смертниками – так их тогда окрестили – сквозь весь Простор, без единой царапинки, и принес на Стрелу спасение. Что же, он шел по силовым, по-вашему? Или – играл в игрушки? Нет, капитан…

– Ну а вам-то откуда знать, как он тогда ухитрился? Он ведь потом так и не объяснил…

– Не объяснил, потому что знал: он не только проявил героизм и показал высочайший уровень астрогаторского искусства, но и нарушил великое множество правил, инструкций, законов. И что, когда восхищение уляжется – а это всегда происходит быстро. ...Вот если бы та планета вымерла вчистую, это помнили бы дольше, а когда героизм забудется, то все крысы, Простора не нюхавшие и никогда этого не желавшие, но сидящие в уютных норках всяких казенных заведений, повысовываются и вцепятся в него за все грехи – хотя бы из чистой зависти. Вот он и молчал до самой смерти. Хотя – может, он и сейчас жив, о смерти его вроде бы не сообщалось – но о нем и вообще мало кто помнит.

– Выходит, так. Но все же – вы-то сами откуда набрались всей такой информации? Каким способом?

– Да самым простым: я тогда летал с ним.

– И что же – были в том рейсе? Кем?

– Не врачом-смертником, поверьте. Штурманом-стажером. И то была моя первая ходка в Простор. Так что будьте уверены: отложилось в памяти все, до последнего.

– Гм. Выходит, что ты… Да. Извини, если я что-то… Просто не люблю, когда всякие гонят туфту, берут на себя чрезмерно. Как же тогда у него это получилось?

– Где тут у тебя установщик?.. Ага, нашел. Смотри: положение на стартовой. Первое движение…

– Вот как? Гм…

– Усек? А теперь главное: второе. Вне силовых, не обтекающее, а пронзающее!

– Но это ведь верный гроб!

– Потрогай меня. Я что – призрак?

– Никто так никогда и не пытался!

– Теперь ты уже знаешь: пытался – и с успехом. Шкипер, а ты понимаешь, что если освоишь этот способ – ты тогда кум королю? Любая точка мироздания – впятеро быстрее, самое малое впятеро, а может, и еще круче, потому что тогда на «Гусаре» мы самый полный не развивали – все-таки оставались еще какие-то следы инстинкта самосохранения.

– Йомть. Заманчиво, йомть. Совращаешь меня, штурман.

– Это если бы ты уходил, а я только махал тебе ручкой – ты мог бы так сказать. Но ведь я тоже на борту, и сходить не собираюсь.

– Если так – когда мы там окажемся?

– На Маргине? Счет на часы. После выхода в Простор, понятно.

– Ну, выход – не проблема.

– Договорились?

– Это точно – впятеро?

– Быть мне подлецом, если…

– Тогда… Ты – останься, остальные пассажиры – в жилой отсек, рысью. Через пятнадцать минут стартуем, кто не будет в коконе – я не виноват. Давай, штурман, настраивать гитару по-новому…

Маргина. «Круг». Днем 16 меркурия

Зора сказала светским тоном, как если бы этот визит был заранее условлен и с самого начала входил в ее программу (хотя сердце колотилось, как отбойный молоток, и колени дрожали – но стол, к счастью, не позволял видеть это со стороны):

– Здравствуйте, господа. Рада вас видеть. Присаживайтесь, прошу вас.

И плавно повела рукой в сторону дивана, изо всех сил стараясь, чтобы ни один палец не дрогнул.

Похоже, они ожидали не такой реакции; она не испугала их, конечно, но заставила приостановить движение: на мгновение они растерялись. Но лишь на миг; тот, что предлагал ей раздеться самостоятельно, пришел в себя первым, о чем свидетельствовали слова:

– Ты что, совсем дура? Мы, по-твоему, зачем пришли?

– Познакомиться, – сказала она безмятежно.

– Ты, девушка, кончай базарить, – вступил в разговор тот, что вошел первым. – Думаешь, мы не знаем, зачем тебя прислали? Только не гони туфту. Твое дело здесь – раздвигать ляжки пошире, а наше – все остальное.

– Вы думаете?

(«Ну что же: вот и пришло время схватки. Лучше было бы, конечно, если бы я успела как следует приготовиться, я еще не в норме. Однако эти парни производят впечатление не вовсе тупых; это не хорошо, подчинить их своему влиянию будет несколько сложнее. Но вовсе не невозможно. Главное – не бояться, действовать так, как я умею…»)

– Не волнуйтесь, господа, говорите спокойно, я внимательно вас слушаю. Так что вы имели в виду?

(«Слушай меня! Слушай и подчиняйся! На самом деле ты не хочешь меня. Совершенно не хочешь! Вообще – никакой женщины. Потому что их нет в этом мире, а ты можешь хотеть лишь того, что реально существует. На самом деле я – не женщина, я только кажусь тебе такою, но всмотрись – и поймешь, что это ошибка. Видимость, но не сущность. Смотри! Смотри!!»)

– Да ты не бойся: мы будем ласково, понимаем же, что надо тебя сохранить подольше. И весь разговор. Давай, а то из меня уже капает!

(«Откуда такая информация? Не шарада, все ясно. От коменданта. Решил, что я сразу же потребую его помощи – и он ее, конечно, окажет, в расчете на мою благодарность – в угодной ему форме. Но за его спиной будет еще два десятка персонала. Нет, Вангель, по-твоему не получится! Сейчас он начнет мне подчиняться, и эти его ощущения будут бессознательно восприняты другими – как это и должно быть».)

– Знаете, господа, вы меня удивляете. Вам же на самом деле ничуть не хочется чего-то подобного. Я не говорю, что вам не хочется любви, но ведь то, зачем вы пришли ко мне, ничего общего с любовью не имеет, не так ли? И вы помните, что вам осталось не так уж долго находиться в этом мире, впереди – свобода, ваши родные планеты, и там столько прелестных девушек, каждая из которых куда пригляднее меня – которые любили и будут любить вас искренне и преданно. Неужели никто из них не живет в вашей памяти?

Такого отклика на эти слова Зора, право же, никак не ожидала. Взрыв – вот как можно было его назвать. Заорали все наперебой – так что трудно было разобрать отдельные слова. Во всяком случае, поначалу. Лишь постепенно смысл возбуждения – или возмущения? – становился понятным:

– Девушки! Такие, понимаешь, суки…

– Думаешь, хоть одна дает? Да они друг с дружкой…