Карамелька - Любовь Огненная

— Я совсем не понимаю, что это означает, — покачал Ант головой.

— Как так получилось? — спросил Ирадий. — Чем это грозит?

— Суверенностью я могу сказать только одно. Эффект от сыворотки временным не будет. Что же касается того, как так получилось… Опять же я могу только предположить — чтобы проверить, мне недостает данных… Вы когда-нибудь слышали о понятии спящего гена?

— Доктор, объясните нам максимально простым языком, что произошло? — злился верглавнокомандующий.

— Мы влияем лишь на те участки генома, которые более подвержены мутагенезу из-за того, что за ними просто плохо следят. ДНК-репарирующие машины следят лишь за беспрерывно работающими генами, которыми клетка пользуется постоянно. Спящие же гены ремонтная система едва ли проверяет, но проблема в том, что под влиянием мутации неактивные участки ДНК могут проснуться, что и случилось с девушками. В них частично проснулся идеальный ген второго типа. Очевидно, что их отцы — имситы, от которых и передался ген, но в качестве спящего. Вы понимаете? Это ведь прорыв! Всегда считалось, что идеальный ген передается лишь по мужской линии…

— Кто отец Каролины? — перебил Ирадий, отодвигая в сторону доктора. Твердым шагом он направлялся в палату к своей Карамельке.

— Мне недостает данных, чтобы сказать это здесь и сейчас. Нужны образцы крови каждого половозрелого имсита… — семенил доктор позади мужчины.

— Действуйте, — ответил вместо веркомандира Ант. — Но образцы должны привезти сюда. Напоминаю: все, что здесь происходит, строго засекречено…

Ирадий их уже не слышал. Не слышал распоряжений, которые раздавал начальник. Не слышал пояснений и формул, которые доктор пытался донести до Анта, далекого от подобного. Нет, мужчина смотрел на искусанные губы, на лицо, которое на глазах теряло подростковую припухлость. Даже силуэт вытягивался, становясь более женственным, округлым, хищным.

Да только взгляд имсита приковывали то и дело подрагивающие ресницы. В голубизне ее глаз скользило серебро. Такого Ирадий не видел еще никогда — у модифицированных, независимо от изначального цвета глаз, радужка становилась чисто-серебряной, но лучше бы этого всего просто не было, потому что он видел шире, гораздо дальше.

Имситы никогда не оставляют своих детей, а значит, проблемы только начинаются.

Боль…

Она прошивала сознание, ломала кости, выворачивала мышцы. Такой дикой, неконтролируемой боли я еще никогда не испытывала. Единственным моим желанием было, чтобы все происходящее как можно скорее прекратилось. Прекратилось прямо сейчас, даже если это будет означать смерть.

В тот самый момент, когда тело перестало слушаться меня, я поняла, что ад существует.

Он тек в моих венах жидкой лавой. Он кромсал мои кости, перетирая до порошка. Он рвал мышцы на части, миллиметр за миллиметром отрывая все новые куски. Меня будто резали.

Даже не скальпелем — тупым ножом, а я ничего не могла поделать.

Хотела бы до конца зажмурить веки, но и это было мне неподвластно. Свет, окружающий меня, слепил и приносил все новые порции боли. Мне будто выжигали глаза, и конца и края этому не было. Ничего не слышала, ничего не видела. Тишина оглушала напрочь, тогда как мне хотелось кричать.

Не знала, сколько длилась агония. Я отключалась несколько раз, приходила в себя и снова отключалась. В очередной раз вернувшись в беспощадную реальность, с удивлением осознала, что могу думать. Боли больше не было, но конечности казались неподъемными.

Страх…

Страх, что что-то пошло не так, налетел ураганом, сметая и без того хрупкое благоразумие. Да только скатиться до паники, до истерики мне не дал голос, который не узнать я просто не могла. Однако слышала я его будто по-другому. Четче, громче, явно различая даже толику эмоций, вложенных в слова.

Отвлекшись на неясные шорохи, на звон аппаратуры, на ветер, залетающий в приоткрытое окно, я едва не прослушала то, что для моих ушей не предназначалось.

— …Я сказал нет. У вас есть подопытная, доктор. Как только вы будете уверены в своих выводах, я разрешу вам вывести Кару из-под действия сыворотки. Пока продолжайте колоть препарат.

— Но позвольте! Мои выводы были бы более точны, если бы в моем распоряжении оказались обе девушки!

— Если вы не понимаете с первого раза, я найду того, кто поймет.

Кровать, на которой я лежала, ощутимо прогнулась. Прекрасно чувствовала, как Ирадий взял мою безвольную руку, чуть сжимая пальцы. В его голосе слышалась неприкрытая угроза, но действия…

Я ощущала волну нежности, беспокойства, как если бы они были осязаемыми. От доктора же шли страх, негодование и… Что-то еще, что никак не удавалось идентифицировать. Не желание, нет. Увлеченность или, быть может, одержимость.

Пугало. И звуки, и чувства, и новое восприятие окружающего мира. Словно до этого мгновения я была слепой и глухой, а сейчас вдруг прозрела и обрела идеальный слух. Но больше всего меня взволновал запах. Аромат моря и надвигающейся грозы заставил сделать неконтролируемый жадный вдох, который громко резанул по ушам.

Я даже не поняла, как умудрилась сесть, не имея контроль над собственным телом. И не просто сесть, а накрепко вцепиться пальцами в одежду веркомандира, прильнув кончиком носа к ямке между ключиц.

Доктор испуганно закричал. Что-то грохнуло, включилась сирена — ее звук нервировал, выводил из себя, но я была не в силах подняться. Я даже не сидела, по сути дела, — висела, удерживая себя с помощью чужой одежды, которая потихоньку уже начинала трещать. Волновало ли меня это?

Нет.

Потому что все, о чем я могла думать, это опьяняющий, сводящий с ума, лишающий рассудка аромат.

Он нужен был мне как воздух.

— Когда в последний раз ей вкалывали препарат? — спросил Ирадий совершенно спокойно, но я-то слышала в его голосе и угрозу, и ярость, и волнение. — И отключите сирену, она ее нервирует.

— Но помощь… — растерянно возразил доктор.

— Вы полагаете, что я не смогу с ней справиться? Я жду ответа.

— Четыре часа назад, — ответили еле слышно.

— Дозировка?

— Половина от нормы. Ноя…

— Вы не выполнили мой приказ. Свободны.

От этого “Свободны” вздрогнула даже я, но отвлеклась лишь на миг. Дальнейшая судьба доктора меня нисколько не волновала. Хотя бы потому, что я его так и не увидела.

Веки казались неподъемными, тяжелыми, а еще невыносимо хотелось пить. Настолько невыносимо, что я сначала торопливо облизала губы, а уже потом поняла, что контроль над собственным телом слишком медленно, но постепенно все же возвращается.

— Хочешь пить? — правильно понял меня мужчина. — Я налью.