Академия высокого искусства. Адептка - Александра Лисина

Словно в ответ, по глазам вдруг больно ударяет ослепительно-белая вспышка. Да так резко и неожиданно, что Айра, не успевая замедлиться, влетает в нее со всего маха и с истошным визгом погружается с головой, словно в бездонный омут, где живут болотные мавки.

Она будто тонет в этом белесом киселе, отчаянно барахтается, с трудом преодолевая вязкое сопротивление. А затем с криком вываливается по другую сторону и падает на мягкую, нехоженую траву.

Она по-прежнему в лесу, одна, и вся дрожит от пережитого ужаса. Но вокруг больше нет этого страшного тумана. Сверху к беглянке протягивают свои крючковатые сучья раскидистые деревья. Где-то неподалеку из последних сил стучит дятел, торопясь достать из-под коры упрямого жука, пока на лес окончательно не спустилась ночь.

Айра неверяще поднимает голову и сразу понимает: это совсем другой лес. А попала она в него через непонятное окно, в которое провалилась на полном ходу. Точно. Вот же оно — зияет в темноте, словно спустившееся с небес солнце. Крупное, загадочно переливающееся всеми цветами радуги. А потом оно вдруг начинает выгибаться изнутри, будто с той стороны кто-то упорно пытается его прорвать.

— Проклятье… — натужно хрипит из пустоты чей-то простуженный голос. — Кро, помогай — эта мелкая дрянь ушла через портал! Представляешь?!

— Ого! Знал я, что в глубинке порой встречаются самородки, но чтобы такая малявка… Лур, надави! Он сейчас поддастся!

Айра, подавившись визгом, в панике таращится на проступающий сквозь мутную пленку мужской силуэт — рослый, плечистый, с искаженным от ярости лицом… и торопливо отползает прочь, лихорадочно озираясь. Но потом понимает, что пленка неуклонно поддается, и, отчаянно всхлипывая, снова вскакивает на ноги.

«Мама! Мама, за что? Что мы им сделали? Почему они пришли? И за что они вас убили?!»

— Наконец-то! Вон она! Лови эту дрянь! — вдруг освобождение прорезает ночной лес грубый мужской бас, и земля снова содрогается от слаженного топота тяжелых сапог.

«Бежать! — бьется в ее голове упорная мысль. — Бежать от них, пока не поздно!»

Вспышка.

И вот Айра с тихим стоном проваливается в новое окно.

Еще одна вспышка.

И она уже без колебаний ныряет в третье.

— Твою мать! Опять! Лур, живее, а то уйдет!!!

Вспышка.

— Такого не может быть! — потрясенно доносится ей в спину, и один из преследователей неверяще замирает. — Четыре портала! Подряд! И она еще стоит на ногах?!

— Кро, за ней! Не дай уйти, иначе монах потом ТВОЮ голову оторвет! Живее!

И снова она бежит, не разбирая дороги. Оставляя за собой клочья порванной сорочки, мягкие золотистые волоски, жалкими паутинками осевшие на зеленых кустах, лоскуты кожи с саднящих и исцарапанных пяток. А еще — веером расходящуюся по темноте волну поистине животного страха.

Вспышка!

И дикий ужас подгоняет ее вперед.

Вспышка!

И наконец у нее подгибаются ноги от слабости. Дыхание становится редким, прерывистым, то и дело перемежаясь со всхлипами. Айра вдруг падает на что-то мягкое, скатываясь по пушистому ковру, будто по стогу душистого сена, и, не в силах больше бежать, с рыданиями утыкается в подозрительно теплую шубу, хватаясь за нее руками и тяжело дыша.

Она даже не замечает, как от толчка по мохнатому боку пробегает волна дрожи. Как вздрагивает он, будто от удара, и стремительно меняет форму, выгибаясь и мгновенно ощетиниваясь густой черной шерстью. И лишь когда в затылок что-то начинает жарко дышать, Айра медленно поднимает голову и в диком страхе замирает.

ВОЛК!

Она даже отшатнуться не может от всепоглощающего, парализующего ужаса. Только сидит на коленях, не в силах даже вдохнуть, полными слез глазами смотрит в упор, боясь даже пошевелиться.

Волк кажется ей не просто большим, а огромным, пугающе черным от влажного носа до кончика лохматого хвоста. Он возвышается над ней мрачной глыбой — чудовищно громадный, страшный, не вовремя потревоженный в своем теплом логове. Поднявшись во весь рост, он неторопливо отряхивается, а затем наклоняет к ее лицу тяжелую голову и тихо урчит. Словно не понимая, откуда на него вдруг свалилось это насмерть перепуганное чудо.

— Не ешь меня… пожалуйста… — слабо шепчет Айра, прижимая исцарапанные кулачки к груди. — Не надо…

И волк шумно вздыхает.

— За мной гонятся плохие люди, — снова плачет она, отирая беспрестанно катящиеся по щекам слезы. — Они мою маму убили и братика… а теперь пришли за мной. Помоги мне, волчок, пожалуйста!

Откуда-то сверху доносится треск ломаемых веток и приглушенная ругань, словно кто-то неловко напоролся на спрятанный среди мхов острый сучок.

— Где она?! Кро, ты что-нибудь видишь?!.

Айру ощутимо трясет, дикий страх вымораживает душу, слезы катятся по ее щекам уже беспрестанно. А волк, внезапно ощетинившись, поднимает страшную морду кверху и настороженно замирает, втягивая ноздрями холодный воздух.

Он понимает, что девочка действительно в беде, а убийц за ней идет уже не трое, а пятеро, и от этой мысли он вдруг щерит громадные зубы и с глухим рыком оборачивается туда, где покорно ждет его приговора голубоглазая кроха.

Совсем еще маленький, глупый и такой беззащитный зайчонок, каким-то чудом забравшийся так далеко от дома. Волк даже отсюда чует, как тянет от нее неуловимым ароматом скрытой магии. Может безошибочно определить, в какой стороне истаивает созданный ею портал. Звериный разум мечется в сомнениях, не в силах поверить, что она смогла такое сотворить, но пробирающиеся по ее следам люди говорят сами за себя — девчонка кому-то сильно понадобилась.

— Пожалуйста, — снова шепчет она, утирая безостановочно катящиеся слезы. — Помоги!

И тогда он сжимает мощные челюсти. Оглядывается, словно в нерешительности, но оставить ее одну все же не рискует — в такое время полуголый ребенок быстро замерзнет насмерть. Это вам не простой лес, не юг, не теплое море. Здесь неподалеку совсем иные земли — Занд никогда не дремлет и охотно заберет себе глупую человеческую кроху, случайно попавшую в эти опасные дебри.

Волк, неожиданно решившись, огромным прыжком оказывается на ногах, подхватывает девочку громадными челюстями, а затем уверенно закидывает за спину и, не давая опомниться, черной тенью выпрыгивает из логова.

Айра судорожно вцепляется в густую шерсть, чтобы не упасть, и откуда-то твердо знает, что он хороший. Что он не тронет, поможет, спасет. И унесет ее так далеко, что никакие преследователи не найдут. Ему можно верить. Правда. И его можно крепко обнять, больше не боясь смерти.

Почувствовав на шее цепкие детские пальчики и услышав слабое «спасибо», лесной хищник со странным выражением косится желтым глазом, но девочка совсем не боится. Не кричит, не плачет и больше не дрожит так сильно. А спокойно лежит, доверчиво устроившись на его спине и прижавшись мокрым личиком к жесткой шерсти. Легкая, нежная, совсем еще малышка. Но, наверное, все дети такие — наивные, беззащитные и совершенно не умеющие ненавидеть. Но при этом полные какой-то необъяснимой, неистовой веры в чудо, в которое никогда не поверил бы ни один взрослый.