Свое время - Яна Дубинянская

(Из последнего интервью Андрея Марковича)

— Это мобильный телефон. Возьмите, пожалуйста, он нужен для…

— Спасибо. Я помню, для чего нужны мобильные телефоны.

Юноша смотрит с невольным уважением — не ко мне лично, а к моему возрасту, абсолютной и независимой величине в условиях всеобщего времени. Я уже и забыл, что оно бывает, уважение к старости. Пустячок, а приятно. Доб­ро пожаловать в плебс-квартал.

— В частности, мобильный нужен, чтобы вы могли отслеживать мои перемещения. Правильно?

Проницательный старик Эбенизер Сун довольно щурится. Юноша несколько обескуражен:

— Вы наш гость, господин Сун, — наконец-то, я уже устал ждать, выдавливает он. — Мы обязаны обеспечить вашу безопасность и… и… не допустить вашего одиночества. Это ваш бейджик. Мир-коммуна ждет вас!

Выдыхает, произнеся напутственную формулу, а пальцы у него заметно дрожат, цепляя мне к поясу бейджик с гордой надписью «Эбенизер Сун»; трудно со мной. Видимо, другие гости (а поскольку ритуал разработан до мелочей, от съемки рисунка сетчатки и взятия образца генетического материала — и до финальной мантры, можно сделать вывод, что гости здесь появляются достаточно часто) ведут себя все-таки иначе. Они ничего не знают о плебс-квартале, и потому боятся, и смотрят в рот, и завороженно кивают, и безропотно берут мобилки. А тут я, Эбенизер Сун, вздорный старик, пришел наводить ревизию и устанавливать свои правила. «Мир-коммуна», м-да, я ожидал от Женьки большего креатива.

Не ухожу, и это неправильно тоже. Мальчик мучительно хлопает ресницами:

— Если вам понадобится помощь, ее окажут, — внепланово, от себя, говорит он. — Везде есть дома, куда каждый может зайти и поесть. Или отдохнуть. Или…

Так и тянет ему подсказать; едва удерживаю хулиганство на кончике языка. Размечтался. Радуйся, что после стольких лет — да, и личных лет тоже! — неподвижности достаточно резво двигаешься и прочно стоишь на ногах.

— Видите ли, я ищу человека. Конкретного человека, гостя. Нам необходимо встретиться.

— Позвоните ему!

Делаю скорбную физиономию:

— Увы, я не знаю номера его мобильного. Гляньте у себя в базе!

Юноша сияет. Наконец-то — шанс поскорее, тут это слово имеет абсолютный смысл, избавиться от меня.

— Назовите имя.

— Игар Сун.

Сети у них нет. Но есть примитивные таблички, расчерченные в самой элементарной писчей программе. Мальчик мотает ее туда-сюда, ищет по алфавиту. Находит — йес! — поднимает глаза:

— К сожалению, Игар Сун не уполномочивал нашу службу выдавать по запросу его мобильный.

— Запретил?

Делаю шаг, с тем, чтобы оказаться за его спиной. Ушлый старик Эбенизер Сун, я себе нравлюсь, честное слово.

— Нет… Но не давал полномочий, а мы ценим волю индивида. Мир-коммуна — мир свободных людей! У нас нет собственности, но есть воля, и никто не смеет посягнуть на…

Пошел говорить лозунгами. Интересно, крамеровскими или более позднего происхождения?

— Может быть, он просто забыл? Вы задавали ему наводящий вопрос?

— Вопрос?

— Вы, или кто тут у вас с ним работал, должны были спросить, не желает ли он, в том случае, если кто-то из друзей или родственников станет его искать… Неужели этого нет у вас в инструкции?

Это было лишнее: вконец уболтанный парень переключает картинку на мониторе, лезет в свою инструкцию о тысяче пунктов. Несчастные бюрократы; о скором и критическом нарастании массы всяческой документации в результате отказа от сети я Женьку тоже предупреждал. Ну и ладно. Я уже успел. Всего восемь цифр и очень простая последовательность для человека, чья память натренирована десятками знаков после запятой и стремительным полетом чужого времени.

Ухожу, не попрощавшись. В конце концов, напутственную мантру я уже слышал. А бейджик, разумеется, снимаю еще в коридоре и выбрасываю вон.

…Улица залита солнечным светом. Я думал, будто помню, как это, я, привыкший к оптимально-щадящему фоторежиму, совершенно не учел, насколько естественное осве­щение пагубно для глаз. Слезы выстреливают фонтаном, со стороны, наверное, выглядит комично, какая-то девушка улыбается, расплываясь в щели, наполненной едкой влагой. Успеваю уловить движение в мою сторону, прежде чем окончательно ослепнуть.

— Вот, примерьте. Такие вам подойдут? Это самые простые, без диоптрий. Но если…

— Спасибо. У меня приличное зрение. Ноль-восемь — ноль-девять.

Чуть было не добавляю с гордостью: в моем возрасте!

Проморгавшись, вижу целый стенд, утыканный темными очками самой разной конфигурации, от квадратных зеркальных забрал до крыльев бабочки, переливающихся радугой. На девушке — перламутровые, узкие и длинные, как стрелы, и она все еще улыбается:

— Сегодня солнечный день, у нас в Крамербурге они часто бывают. Наши гости не всегда к этому готовы.

Вылавливаю в ее речи слова-маркеры: сегодня, часто, всегда. Жизнь, детерминированная общим временем. Общей погодой. Солнцем.

В зеркале маячит моя физиономия, черное стекло закрывает добрую половину морщин и придает ей нечто джеймс­бондовское. Я себе нравлюсь. Крепкий старик Эбенизер Сун.

— Сколько я вам должен?

Это не ошибка. Сознательная провокация — мне любопытно, какова будет реакция на столь дикий с их точки зрения вопрос. Теперь я могу рассмотреть все эти легионы очков как следует: дешевый пластик, кичевый дизайн, барахло… и ни пары одинаковых.

Она улыбается еще ослепительнее:

— Когда они больше не будут вам нужны, оставьте в ближайшем дом-одежде или отдайте кому-нибудь. Добро пожаловать в Мир-коммуну!

Так я и думал. Витрина. Подстава при входе.

Топтаться и дальше у стенда было бы странно. Устремляюсь прогулочным шагом по улице — в произвольном направлении. На ходу вынимаю мобильный. Просто посмотреть. Давно не держал в руках настолько примитивной электроники: кроме собственно звонков и списка контактов — никаких функций; и маячок, естественно. Забиваю в память номер Игара и отключаю трубу. Звонить ему прямо сейчас в мои планы не входит. Любопытно для начала осмо­треться.

Кажется, я начинаю транжирить время. И нахожу в этом вкус!.. Даже смешно.

Иду по улице с видом ревизора, или нет, лучше помещика, вернувшегося из дальних странствий в свои владения: ну-с, как вы тут хозяйствовали без меня? Наградить, наказать, выгнать, вычесть из жалования?.. Нет, я не настолько стар, чтобы всерьез оперировать подобными категориями; так, рисовка, игра на единственную публику, представляющую для меня интерес — на самого себя. И немного на воображаемого Женьку Крамера, как всегда.

Первое, что бросается в глаза: а у него тут чистенько. Всегда он был педантом и чистюлей, наш Эжен, вечно начищенные до блеска ботинки, вечно освежители воздуха и стерильные руки, регулярно протираемые салфетками. Я тоже поклонник чистоты, но у меня, как и у любого другого, есть для этого личное пространство. Ему же пришлось решать задачу на уровне пространства априори всеобщего, хаотичного, неструктурированного, создавать с нуля аналог наших внешних эквокоммунальных служб; ну что ж, респект. Хотя на самом деле ничего особенного, эффект достигается на контрасте с нашим же стереотипом: плебс-квартал — мрачное, запущенное и грязное место. Стереотипы пора отбросить. Это Мир-коммуна. Кажется, мне начинает даже нравиться название.