Свое время - Яна Дубинянская

Не вижу, почему бы не ответить правду, пускай и не всю:

— За молодым человеком. Он мой правнук, и я не уверен, что ему следует здесь оставаться.

— На задвор… простите, у вас до сих пор принято, чтобы старшее поколение решало за младших?

Пожимаю плечами:

— У нас давно смазалась грань между поколениями, не говоря уже о связи. Но он хороший мальчик. Я чувствую ответственность за него, если вам это понятно.

— Ну что вы. Ответственность проистекает из собственности. Гражданин мира-коммуны ничем и никем не обладает и таким образом не отвечает ни за кого и ни за что, кроме себя самого… Да и за себя не вполне. Воля индивида священна, как у нас говорят, вы наверняка уже слышали.

— Тогда, боюсь, я не смогу вам объяснить.

— Нет, почему, — он подмигивает хитрым синим глазом. — Я живу достаточно давно, чтобы понимать. У вас ведь по большому счету все точно так же. Каждый сам по себе. Еще и в своем времени, в этом… как вы его, забыл, называете?..

— Хроносе.

Его осведомленность меня не удивляет. Возраст — это основание для чего угодно. Абсолютная величина, особенно в общем времени.

— Когда встретите своего мальчика, имейте в виду, — он понижает голос почти до шепота, который почти пропадает в окружающем жрущем гуле, — он не захочет возвращаться. Они ведь очень наивные, молодые, они думают, что здесь все по-другому. Что в общем для всех времени, вне границ этого вашего хроноса, не существует одиночества. Вот увидите, он не поверит, услышав от вас, что это не так. Но вы ему все-таки скажите.

Он ухмыляется и, запечатав рот огромным сэндвичем, начинает жевать. Крошки сыплются ему под ноги, там, по идее, должен быть ковер из бумажек, огрызков и крошек, но его почему-то нет — чистое, хоть и вытертое до проплешин, ковровое покрытие. Поднимаю глаза. Старик жует, пластиковый василек подпрыгивает в его бороде.

— Зачем вы носите эту штуку?

Конечно же, никакого ответа.

Передо мной лежит на тарелке надкушенный бутерброд, в желтой клейкой массе еще можно различить отпечатки моих зубов. Становится противно до тошноты, я отодвигаю тарелку и встаю; застолье — это замечательно, однако я, щедрый старик Эбенизер Сун, вроде бы плачу достаточно, чтобы кормить людей не настолько фантастической гадостью. Мой относительный сверстник остается за столом, не бросив на прощание ни слова, ни даже взгляда — как будто мы только что не рассуждали тут с ним о вечном.

Оглянувшись через плечо, замечаю, как моя тарелка с недоеденным бутербродом исчезает со стола, словно сметенная небольшим смазанным вихрем, на долю секунды он принимает форму человеческой фигуры. Ну-ну, я догадывался о чем-то подобном. Белобородый старик продолжает жевать, и пусть его.

Посетив на прощание уборную, выхожу на улицу. Солнце уже светит не так ярко, мне, пожалуй, не нужны больше темные очки. А значит — усилием воли воскрешаю в себе древний навык ориентироваться по движению светил — прошло уже довольно много времени.

Моего времени.

Хватит валять дурака. У меня есть конкретная цель. Игар.

Включая мобильный, думаю о старике с васильком: любопытно, успел ли он направить сигнал куда следует, подробно изложив наш странный разговор?.. Да ладно тебе, старый параноик Эбенизер Сун. Сейчас ты обозначишься яркой точечкой на чьей-то допотопной машине, в специализированной, не для всех, внутренней сети. И какая тебе, собственно, разница? — пускай следят.

Мобила — смешная штука. Наивная, ненадежная, донельзя зависимая от синхронизации действий, планов и желаний разных людей, объединенных только общим временем. Забавно, я их еще застал, мобилки, у меня была даже похожая по дизайну. Давно.

Загорается экран. И тут же, едва загружаются основные параметры, милый древний гаджет начинает жужжать и вибрировать в моих руках, словно звереныш. Ого. Эсэмэски падают одна за другой: вы пропустили звонок с номера… вы пропустили звонок… вы пропустили…

Я пропустил. Но зачем же так нервничать, господа?

Несколько длинных мгновений — кстати, пора бы перестать их транжирить — решаю: перезвонить или сначала, как и планировал, набрать Игара? Выбор не так прост, как может показаться на первый взгляд. Сейчас, когда их внимание приковано ко мне, появившемся в мобильной сети, они непременно отследят звонок по номеру, который мне, по идее, не должен быть известен. Не хотелось бы сразу раскрывать все карты. Поговорив со мной, убедившись, что я вполне под контролем, они наверняка утратят бдительность, отправятся на перекур, подарив мне фору в нашем общем времени. Кроме того, я, возможно, успею получить от них информацию, большей или меньшей степени полезности.

Я уже почти решил, но они успевают первыми. Звонок, и надо ответить.

— Я вас слушаю.

— Ну наконец-то, я боялся, что… Ой, вы же меня, конечно, не узнаете, господин Сун. Это Морли, Аластер Морли, помните?

Голос визгливый и усталый, от неуловимого Морли я ждал большей харизматичности. Мелькает хулиганская мысль: а не послать ли его подальше, не навсегда, никуда он от меня не денется, а вот прямо сейчас, в моменте, чтобы помучился?

— Не уверен, что могу сейчас говорить, Морли.

Забыл. Тогда, раньше, в мое молодое время, по мобиле посылали куда короче, односложно, без политесов. Слишком длинная фраза дает ему возможность вклиниться с беспроигрышным:

— Это касается Игара. Это важно, господин Сун.

Теперь я краток, но вкладываю в реплику все возможное раздражение:

— Да?

— И не только его, — визгливый голос Морли приободряется и заметно наглеет. — С вами хотят встретиться. Вы будете удивлены.

— Да нет, я не предсказываю будущее, с чего вы взяли? Я предсказываю настоящее.

(Из последнего интервью Андрея Марковича)

Звучала музыка. «Лебединое озеро», первые несколько тактов танца маленьких лебедей, и еще раз, и опять и опять, так и должно быть в мире, где стоит время, поняла сквозь сон Ве­ра. Улыбнулась, не открывая глаз, неторопливо перекатилась на бок, привычно протянула руку… и не нащупала, и села, не ориентируясь в пространстве, покачиваясь и удивленно, пока еще не испуганно, смаргивая и протирая уголки век.

Музыка оборвалась на середине такта бархатным «слушаю». Сережин голос. Точно, ну до чего же медленно я соображаю: Сережин мобильный.

— Да, конечно. …В силе, как договаривались… Как там твои оболтусы? Старший уже небось девок водит, га? …Счастливо, привет супруге.

Вера наконец проморгалась, навела резкость. Сережа стоял у японской ширмы, большой, голый, и от этого мобилка у его виска выглядела смешной, похожей на серебристую машинку в руках гигантского младенца. Поймав Верин взгляд, он улыбнулся и подмигнул заговорщически, как если б они были тут не одни.

— Проснулась, Верусик? Сейчас звякну, завтрак закажу.