Самоходка по прозвищу "Сука". Прямой наводкой по врагу! - Владимир Першанин

Капитан, командир роты «тридцатьчетверок», приказал временно остановиться. Жадно курили махорку, трофейные сигареты. Кто-то из десантников приложился к фляжке с ромом. Бобич им не запрещал. Это танкистам и самоходкам нельзя было во время боя употреблять спиртное. Теряется реакция, не успеешь оглядеться, как угодишь под снаряд.

– Ну, ребята, – отбросив окурок объявил капитан, – последний рывок.

Самоходка Карелина прошла мимо разбитого горящего танка Т-4. Здесь поработала тяжелый гаубичный снаряд, вывернув башню и перекосив массивную огромную плиту. Немецкие минометчики вели беглый огонь, прижимая пехоту. В их окоп дважды выстрелила «тридцатьчетверка». Павел увидел, как из-под взрыхленной земли тянутся руки, лихорадочно разгребая завал. Кто-то из минометчиков пытался выбраться наружу.

– Врежь ему, лейтенант, – деловито посоветовал Никита Янков. – Сколько они наших побили из своих «самоваров»!

Но Карелин стрелять не стал. Непонятно почему. Не выстрелил и Вася Сорокин, хотя имел трофейный автомат. «Тридцатьчетверка», которая уничтожила минометный расчет, вдруг замерла. Снаряд угодил в лоб и насквозь пробил броню.

Люк механика-водителя так и остался полуоткрытым, а из верхних люков торопливо вылезали командир танка и башнер. Сержант, более опытный, выскочил мгновенно. Командир хватался за скобы и никак не мог подтянуть тело. Сержант с легкостью выдернул младшего лейтенанта. Карелин даже удивился таким сильным рукам, но разглядел, что командир танка без обеих ног. Их оторвало по колено, Башнер тянул обрубок вниз, броня была залита кровью, кто-то кричал:

– Паша, фриц впереди!

Громадина Т-4, обвешанный броневыми плитами, куда-то пальнул, и вдруг резко крутнул башню в сторону самоходки из его батареи, которая вырвалась вперед. Успела ли она выстрелить, Карелин не понял, но отчетливо увидел, как мощный удар разорвал кожух орудия, пробил рубку там что-то вспыхнуло. Карелин, оттолкнув Янкова, бросился к прицелу. В перекрестье мелькнули отполированные гусеницы, желтый крест на левой стороне лобовой брони. Уже нажимая на спуск, но вовремя остановил движение руки – танк исчез, нырнув куда-то вниз.

– Сейчас, сейчас…

За спиной топтался, шумно дышал Вася Сорокин.

– Куда же он делся?

Кто спросил – непонятно. Но три пары глаз и еще механик Хижняк напряженно вглядывались вперед. Т-4 вынырнул из-за бугра, где проходила глубокая колея. Павел первый раз видел так близко громадину Т-4. Удивительно, но Карелин не слышал звука его трехсотсильного двигателя, но ощущал, как колеблется почва.

Выстрелил в борт, пробив верхнюю часть навесных броневых плит и, наверное, корпус танка. Т-4 дернулся, плоская башня быстро разворачивалась в его сторону.

– Подкалиберные кончились, – почти простонал Сорокин. – Я бронебойный…

Карелин выстрелил снова, не дослушав его. На двести метров пойдет и обычная болванка. Лишь бы не промахнулся. Удар пришелся в лобовую часть башни, которая уже развернулась к нему. Брызнула окалина, язычки огня. Болванка, вылетевшая со скоростью 700 метров в секунду, всей своей раскаленной до белизны массой пробила, прожгла броню и разворотила все внутри.

Успел выскочить лишь механик. Башня стояла с закрытыми люками, дым выбивался из пробоины, затем раздался взрыв. Немецкие танки Т-4 имели штатный боезапас 87 снарядов. Даже если рванула половина, этого хватило, чтобы сковырнуть башню на землю. Из широкого круглого отверстия хлестали языки пламени. С шипением вылетела снарядная гильза с бронебойным снарядом – такие не взрываются, сгорает лишь порох.

– Пашка, – заикался от волнения Никита Янков, – мы его уделали! Тигрина долбаный.

– Это не «тигр».

– Но машина еще та! Он двух наших сжег.

А Сорокин, втолкнув осколочно-фугасный снаряд, показывал цель.

– Механик удирает. Бей!

По механику, второпях и от волнения, промахнулись, но бой подходил к концу. За прицел снова сел Янков, а Павел рассматривал в бинокль, как снизу потоком двигаются танки, самоходки, грузовики с пехотой.

Вторая «пантера» прикрывала отход уцелевших танков и машин. Капитан, командир машины, стрелял метко, но его погубила самоуверенность. Тяжелый фугасный снаряд догнал «пантеру» на спуске. Сорвало гусеницу, выхлопные трубы, вмяло кормовую броню. Двигатель, взревев, замолк. Пахло горелым, и капитан приказал экипажу покинуть машину.

– Мы свой долг исполнили, – говорил он, показывая на подбитые и горящие «тридцатьчетверки». – Благодарю за службу. Теперь русские будут знать…

Этот ненужный пафос погубил и машину и экипаж. Капитану не следовало раздувать из своей стрельбы подвиг. «Горели не только русские «тридцатьчетверки», но и немецкие танки, штурмовые орудия. Прилетел очередной снаряд. Даже не гаубичный, а из «трехдюймовки», выпущенный танком или самоходкой. Удар о броню раскидал экипаж. Танкисты кинулись к люкам, но тяжелая СУ-122 врезала фугас в борт. Через минуту «пантера» уже горела. Обтекая ее, двигались «тридцатьчетверки», самоходки, грузовики с пушками на прицепах.

Путь до Днепра занял еще шесть дней. Были новые бои, мелкие стычки, несли потери. Но в один из сентябрьских дней полк Тюлькова стоял на берегу великой реки. Некоторые части уже переправились, захватили плацдармы на правом обрывистом берегу. Там шел бой.

Самоходно-артиллерийский полк Тюлькова стоял в редком осиннике. Все смотрели на плавно струящуюся воду. Движения на реке почти не было. Изредка проносились скоростные катера. Их провожали фонтаны орудийных разрывов.

– Как такую реку перемахивать будем? – вздыхал кто-то из бойцов.

– Так и будем. Дорога одна. На тот берег и дальше. Оставив наблюдателей, полк втянулся в лес, где предстояло готовиться к переправе. Павел Карелин вылез наружу, рядом сел Алесь Хижняк. Подошел Захар Чурюмов с новеньким орденом за подбитую «пантеру». Сорокин бултыхал фляжку и вопросительно смотрел на командира.

– Капониры выроем… потом сядем, обмоем, – отозвался Павел.

Захар Чурюмов курил, привалившись спиной к колесам самоходки.

– Катю не видел? – спросил его Паша.

– Санбат вон за тем лесом. Я ее час назад встречал, тоже про тебя спрашивала.

– Ладно, начнем понемногу копать. Вон комполка шагает. Хоть и недолго здесь стоять, но без укрытий не обойдемся.