Йерве из Асседо - Вика Ройтман
Шрифт:
Интервал:
После этого случая все перестали воспринимать Артема Литмановича всерьез, включая даже его главного почитателя, Мишу из Чебоксар, и ореол крутизны и навороченности Арта в один миг потускнел.
Но что самое главное, его разлюбила Аннабелла. Это было очень странно, поскольку ее великая любовь пропала моментально, тоже в одно мгновение, как рукой сняло. Как будто она была влюблена не в Артема, а в его ореол и статус. А когда пропали статус и ореол, пропали и человек, и любовь. Видимо, Аннабелла не могла любить просто человека: ей было позарез необходимо, чтобы это был самый важный, самый особенный и самый значительный тип в глазах других.
Я сперва радовалась такому волшебному исцелению от любви, которая Аннабелле ничего хорошего не приносила. Она успокоилась, бросила курить и начала нормально питаться. Еще я страшно гордилась собственной доблестью, отвагой и изобретательностью. Но потом, когда я смотрела на Арта, который возымел отныне вид побитого щенка, переехал на последнюю парту и ни с кем не разговаривал, а особенно с Мишей, который теперь его чурался, как чумного, кроме тех случаев, когда вместе с Никитой, Марком, Витой и Юлей на переменах его всячески гнобил и обзывал петухом и опущенным, меня начали мучить угрызения совести. Метод, который я использовала, ничем не отличался от методов самого Арта.
– Я сделала ужасную вещь, – призналась я Тенгизу за неделю перед отъездом в пустыню, потому что больше не могла молчать.
И все ему рассказала.
Тенгиз долго ничего не говорил. Попивал свой черный кофе и рассеянно крутил зажигалку.
– Это действительно ужасно, Комильфо, – заключил он в конце концов. – Самая настоящая дедовщина.
– Ты меня накажешь? – спросила я с надеждой.
– Не собираюсь, – отрезал Тенгиз. – Если я тебя накажу, тебе станет легче, потому что тебе покажется, что ты искупила свою вину. А ты не заслужила облегчения.
– Я ведь хотела помочь Аннабелле. Я хотела… Она избавилась от этой идиотской влюбленности благодаря мне!
Тенгиз молчал, и лицо его ничегошеньки не выражало.
– Я тебя разочаровала? – спросила я в ужасе.
– Меня? – переспросил Тенгиз. – При чем же тут я?
Я не знала, что на это ответить.
– Ты все еще не доверяешь мне, – сказал Тенгиз.
– Почему? – удивилась я.
– Если бы доверяла, то пришла бы и рассказала о том, что Артем тебя достает, и не стала бы заниматься произволом. Дело не во Владе, не надо за нее прятаться. Это была твоя личная месть.
– Значит, ты видел, что он меня достает! – возмутилась я. – Почему же ты ничего не предпринял?
– Никогда не жди спасения, Комильфо, – сказал Тенгиз. – Проси, если чего-то хочешь.
Это было совершенно несправедливо.
– Но я не ждала спасения! Я действовала сама!
– Вот теперь и расплачивайся, – сказал Тенгиз. – И не ожидай от меня искупления, которое не в моих силах тебе подарить.
– Я тебя ненавижу, – вырвалось у меня.
– Нет, – покачал головой Тенгиз, – не меня.
В ярости я вскочила со стула, хлопнула дверью и вылетела из кабинета в парк. Было сухо, дождливый период временно прекратился. Я добежала до деревенских ворот, с мольбой посмотрела на охранника, но тот лишь покачал головой: из Деревни нельзя было выйти без пропуска.
– Ну и не надо! – крикнула я стражнику, который по-русски ничего не понимал. – Можно подумать! Чего я там в вашем Иерусалиме не видела. Вот возьму позвоню Заславскому и вернусь в Одессу. И все вы пожалеете.
– Асседо благословенно, – ответили за моей спиной. – Одэсса это состояние детства, и больше ничего.
Я резко обернулась. Тенгиз закуривал сигарету, мрачно уставившись на ворота.
– Да ладно, ты комильфо, – он сказал. – Сильна ты духом, раз не боишься выдуманных чудовищ. Они ведь страшнее всего остального. Может, это мне стоит у тебя поучиться. Не твоя вина в том, что ты мне не доверяешь. Значит, я должен стараться сильнее.
Куда уж сильнее?
– Не “Одэсса”, а “Одесса”, – сказала я.
– Одесса, – повторил Тенгиз так, как надо.
Глава 25
Пустыня
Пустыня оказалась совсем недалеко – она начиналась минутах в сорока от Иерусалима, и неслыханным было делом, как изменился пейзаж за столь краткое время, превратившись из сочно-зеленого и лиственного в серо-белый и бугристый. Узкая дорога петляла между пыльными холмами, сбегая вниз.
Фридочка, стоявшая рядом с водителем, завладела микрофоном и во время пути забавляла нас командным соревнованием на сплочение: кто из двух автобусных рядов первым передаст ей из рук в руки синие носки, красную резинку для волос, ручку “пилот” или кожаный шнурок для шеи с пацификом, тот получит очко.
Сперва все сделали вид, что им предложили полную скукотищу и что они слишком взрослые для таких дурацких игр, но домовую поддержал Натан Давидович, сидевший через проход от меня, я поддержала его, а меня – Алена, с которой мы занимали два соседних сиденья. Затем включились и остальные, и артефакты летали по всему автобусу, покуда участники соревнования рылись в рюкзаках в поисках нужного предмета, орали и швырялись грязными ботинками. Вероятно, все это стало возможным, поскольку Арт в поход не поехал, сказавшись больным, и отправился на эти три дня к родственникам, а это значило, что презрительных морд никто не строил.
Наш левый ряд продул на одно очко, когда ни у кого не нашлось туши для ресниц фирмы “Ланком”, которая, естественно, обнаружилась в ряду противников у Аннабеллы. После этого наш ряд обвинил Фридочку в предвзятости, и она предложила поиграть в “я кидаю вам слово, а ряды соревнуются, кто быстрее вспомнит песню, в которой это слово фигурирует”.
Сперва были предсказуемые дождь, тучи, осень и листья, а потом задача усложнилась, и появились прозаические слова, которые в поэзии появляются реже, типа сигарет, телефона и жирафов.
И хоть “дым сигарет с ментолом” заорали хором и правый ряд, и левый, я
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!