О старых людях, о том, что проходит мимо - Луи Куперус

– Тебе не тяжело разговаривать, Лот?

– Нет, Хью, я же сам захотел с тобой поговорить. Хью, я хотел тебя кое о чем попросить.

– О чем, Лот?

– Мама собирается поехать с тобой в Лондон.

– Да, Лот. Она так захотела. Ты же понимаешь, она так редко видит нас с Джоном, да и Мери должна скоро приехать из Ост-Индии.

– Да, конечно, совершенно понятно, что она хочет увидеться со своими детьми. Хью, я хотел попросить тебя об одном: будь с ней поласковее.

– А что, разве я не ласковый?

– Но будь с ней ласковым всегда, что бы ни случилось. Хью, она – большой ребенок. Она так нуждается в нежности. Я жил с ней вместе дольше вас всех. С незначительными перерывами… тридцать восемь лет. А ты уже десять лет как живешь своей жизнью. Да и до этого ты больше жил у отца, чем здесь. Так что ты знаешь маму хуже меня.

– Что ты, я знаю ее достаточно хорошо.

– Да, может быть, – сказал Лот невесело. – Может быть, ты знаешь ее достаточно хорошо… Но постарайся быть с ней поласковее, Хью.

– Хорошо, Лот, обещаю.

– Ты молодец.

Его голос с ноткой уныния смолк, но рука искала руку Хью для рукопожатия. Ах, какой смысл объяснять… что может видеть этот сильный, холодный юноша с красивыми глазами и смеющимися губами, кроме того, что у матушки есть деньги – сто тысяч гульденов – и что она едет с ним вместе в Англию? В широкой ладони Хью пальцы Лота казались совсем бессильными. Такими тонкими-тонкими… За неделю он очень похудел.

– Хью, дай мне, пожалуйста, вон то зеркальце…

Хью протянул ему зеркальце.

– Приподними занавески повыше.

Хью выполнил его просьбу, и Лот посмотрелся в зеркало. Да, он заметно похудел и к тому же плохо выглядел, оттого что был небрит.

– Хью, когда ты пойдешь на улицу, съезди на велосипеде к Фигаро, скажи ему, чтобы он пришел меня побрить.

– Хорошо, Лот.

Лот отложил зеркальце.

– Лот, ты получил письмо от Элли, да?

– Да, Хью…

– Она молодец, что туда отправилась!

– Да…

– Я бы сказал, как настоящая англичанка! – произнес Хью с восхищением.

– Да, – тихо сказал Лот. – Это точно, как англичанка…

Снизу донесся голос, который он не ожидал услышать; вслушавшись, он понял, к своему удивлению, что это голос его отца, Пауса, разговаривавшего со служанкой.

Лот сел в кровати.

– Хью! – воскликнул он. – Неужели… неужели здесь мой отец?

– Думаю, да, – лаконично ответил Хью.

– Неужели это рара? Как он сюда попал? Сюда, в этот дом?

– Все так, – ответил Хью. – Сегодня ты молодец. А позавчера ты бредил и звал его. И мама сказала мне: отправь телеграмму. Я отправил телеграмму. Он приходил к тебе, но ты его не узнал.

– Неужели мне было так плохо! – воскликнул Лот.

У него опять закружилась голова, но он все же увидел, как в комнату осторожно входит Паус.

– Мальчик…

– Отец…

Хью вышел, а Паус быстро приблизился к кровати, взял Лота за руку; оба не говорили ни слова. Так длилось по меньшей мере час. По меньшей мере час оба молчали. Казалось, Лот задремал. Потом проснулся и сказал:

– Maman послала вам телеграмму…

– Позавчера. И я сразу приехал. Ты меня не узнал.

– Вы… поговорили… с maman?

– Нет.

– Но вы же встретились?

– Нет. Когда я позавчера уходил, служанка пообещала предупредить меня, если тебе станет хуже. А вчера, когда я к тебе заглянул, ты спал. Но где же Элли?

– Вы еще ничего не знаете…

– О чем?

Лот снова закрыл глаза, и Паус-старший замолчал, не задавал больше никаких вопросов и только держал Лота за руку. Наступила долгая звенящая тишина. Старик, вздохнув с облегчением – Лот не умрет, стал осматривать комнату, переводя взгляд с одного предмета на другой. В этом доме он никогда не был. Maman Отилию он не видел уже много-много лет. И теперь она не вышла к нему. Но в какой-то миг он все-таки услышал из-за двери ее голос, тотчас стихший, и этот голос из далекого прошлого глубоко взволновал его… Она наверняка состарилась, но голос за дверью был все тот же, голос Отилии, его жены! О, как она была хороша и мила, когда они поженились, она, двадцатилетняя девушка, и как они наслаждались своим счастьем, несмотря на произносимые порой резкие слова, живя в Ост-Индии со своими двумя детьми… Первой родилась малышка Отилия, затем Лот… Но счастье длилось всего несколько лет; потом она встретила этого негодяя… Тревелли… отца мальчишки, которого он тут только что застал, с его противной английской физиономией, так похожего на папашу. И с тех пор… он ее ни разу не видел! Сколько же лет прошло? Паус подсчитал: тридцать четыре года!

Малышке Отилии было шесть лет, Лоту четыре года; это были такие чудесные детишки, два ангелочка… При разводе детей присудили ему, а не ей, но Лот так любил мать, и Паус через несколько лет согласился, что детям будет лучше с матерью: как бы плохо она ни поступила, она все равно их мать… Маленькая Отилия часто подолгу жила у него, а Лот в основном у матери; бедные дети без конца переезжали туда-сюда, не имея постоянного родительского дома. Но он всегда регулярно виделся с детьми, и общался с ними, и восхищался маленькой Отилией, которая выросла и стала такой красавицей, но всегда безумно любил Лота – нежного светловолосого парнишку, быть может, потому, что тот так был похож на свою мать… И вот теперь, бедняга, лежит в постели… Где же его жена? Где Элли? Он не встретил ее ни позавчера, ни вчера… Что же случилось? Он уже больше часа провел у постели Лота, держа его за руку; мальчик опять лежал с закрытыми глазами, но пожатие его небольшой, нежной руки говорило отцу, что сын не спит, а только отдыхает… Пусть себе лежит, думал отец; носовым платком он стер пот со лба сына… Хорошо, что он потеет, в лице нет напряжения… Надо набраться терпения, пока он снова захочет говорить, набраться терпения, чтобы узнать, куда подевалась Элли! Слава богу, что он не умрет, как Паусу показалось в какой-то момент, но до чего же он исхудал! Каким узким стало у него лицо, как он ослаб… Как молодо он выглядел для своих лет, хотя светлые волосы на висках уже седеют… Ах, он всегда его любил за его тихий, спокойный характер, совсем не такой, как у матери; Лот вырос таким тихим и спокойным, потому что не был сильным; во время бурных семейных сцен, происходивших довольно часто, он тихонько садился в уголочек, пока буря не минует… Но что же случилось с Элли? Лот открыл глаза, но старик не решился сразу спросить… Если случилось что-то грустное, о чем он даже не решался подумать, то лучше у Лота не спрашивать, это может причинить слишком сильную боль. Поэтому отец только протер ему лоб одеколоном, стоявшим тут же, и сказал: