Шарко - Франк Тилье

– А до того, как произошла эта авария, вы не пытались понять? Не посоветовались с врачом, со специалистами?

– А как же, конечно… но я слишком долго тянула, мне нравилось, что я больше ничего не боюсь. По-настоящему меня встряхнуло, когда социальные службы забрали дочь. Меня сочли безответственной, думали, что я так делаю нарочно, требовали, чтобы я лечилась. Я записалась на прием в больницу, хотела удостовериться, что падение черепицы не повредило мозг. Но у специалистов не было сомнений: удар не вызвал никакого травматизма. Я пошла к своему врачу, чтобы он заново провел все обследования, но он предпочел направить меня к психологу под тем же предлогом, который и вам пришел в голову: случай с черепицей, возможно, изменил что-то внутри меня самой. Искажение сознания, другое отношение к жизни, ну и прочая хрень. Конец истории. Пустая потеря времени, а потом случилась авария…

Кофе был совершенно отвратный, но Люси и виду не подала.

– …Я оказалась в полной пустоте, но все изменилось около месяца назад: один молодой парижский ученый заинтересовался моим случаем. Мы по-прежнему с ним на связи, а еще с нейрохирургом из Лилля. Скоро мне сделают операцию.

Люси почувствовала, как ее охватывает возбуждение:

– Операцию? Какую? И что за ученый?

– Это Джереми Гарит, специалист по мозгу и по страху. Его ввел в курс дела мой физиотерапевт, они знакомы. Гарит привез меня в Париж, чтобы сделать анализы и кучу сканирований. Там он обнаружил кое-что не совсем нормальное. И поэтому… они в скором времени заглянут мне под череп.

Люси шагала по раскаленным углям. Наконец-то начал вырисовываться след.

– А что именно ненормально?

Та подбородком указала на комод:

– Визитка Гарита лежит там, в вазочке. Он работает в каком-то исследовательском центре в Париже. Поговорите с ним, он объяснит все это лучше, чем я.

Согласно данным, собранным Франком и Николя, журналист Петер Фурмантель долгое время жил в Соединенных Штатах и написал книги о поисках Грааля, колдунах, пророках, сектах поклонников Люцифера… а также детективы, не снискавшие особого успеха.

Теперь он жил на улице Меслей, в двух шагах от площади Республики, на последнем этаже дома, стоящего в глубине тупика. Копы гуськом поднялись наверх – Франк шел позади, бомбардируя посланиями Люси, которая так и не ответила ни на одну из его эсэмэсок. Часики тикали, и это, скорее всего, было последней остановкой, прежде чем они с Николя вернутся в Управление. Шарко весь извелся: где ее носит?

У мужчины в нацепленной на голову старой бейсболке «Доджерсов»[56] практически не было лица. От носа остались две дыры, уши и брови исчезли. Что до остального… Словно вся плоть съехала вниз, а глаза остались висеть в воздухе – два кусочка кобальта на выплеске лавы.

Полчаса назад копы предупредили о своем приходе по телефону. Фурмантель жил в окружении газет и книг, заполнявших все полки или сложенных в стопки по углам, на столах, на полу рядом со стульями. Включенный компьютер означал, что бывший журналист работал над новым литературным проектом.

– Я пишу документальную книгу о женщинах-убийцах, – пояснил он, ведя их в гостиную. – Ничего слишком оригинального, но понемногу продается. Надо же что-то класть в холодильник.

Он предложил им садиться:

– В свое время это я приходил к вам на разговор, а не вы ко мне. Чему обязан вашим визитом?

Приходилось вслушиваться, чтобы понять его, – язык, губы, нос, весь артикуляционный аппарат был перекручен. Полицейские объяснили причины своего появления, стараясь для начала ограничиваться самыми общими фразами: текущее расследование заставило их заинтересоваться сатанистскими, а главное – вампирическими кругами. Шарко упомянул своеобразное написание слова vampyre.

– Vampyres, – вздохнул журналист. – Им я обязан своим лицом.

Он предложил кофе, но полицейские отказались. Он налил себе чашку.

– Вы мне должны рассказать побольше, если хотите, чтобы я вам помог.

Николя решил ускорить дело. Он заговорил о вытатуированных на подошве крестах, о кровавых ритуалах у Рамиреса, о «Pray Mev», теле Вилли Кулома, найденном с опустошенными артериями. Зато он ни словом не упомянул о тринадцати телах. Журналист хранил непроницаемое выражение, хотя под обугленными кратерами угадывалось подергивание мускулов и нервов.

– Живописное у вас дельце. И вы думаете, что vampyres с этим связаны?

– Да, у нас есть все основания так полагать.

– Вам какой вариант – короткий или длинный?

– Содержательный, – ответил Шарко.

– Ясно… Чтобы понять, кто они в действительности такие, надо забыть все, что, как вам кажется, вы о них знаете, и внимательно перечитать Брэма Стокера. Он написал в «Дракуле», что «могущество вампира основано на том, что никто не верит в его существование». Именно этим свойством так дорожат vampyres. Буква «у» используется, чтобы обозначить свое отличие, разрыв с образом аристократа в черно-красном плаще, который боится чеснока и зеркал.

Пока он отошел к шкафу, чтобы достать тоненькую папку, Шарко вспомнил о разбитых зеркалах – и в подвале у Рамиреса, и у Кулома.

– У меня не много осталось от моих изысканий, но это может вам помочь.

Он подтолкнул фотографии к полицейским. Пестрые фасады, молодые лица с изрытой оспинами кожей, черные, белые. Дредлоки, длинные кожаные плащи, раскрытые рты, из которых иногда торчали клыки. Гангстерский и тюремный запашок.

– Джамейка, в Куинсе, в часе езды от Манхэттена. Разные гетто со студиями тату, пирсинга и боди-арта. Часто именно в такого рода заведениях все и начинается, происходит зарождение клана. Те, кого вы видите на снимке, молоды, круты, жестоки, родом из Бронкса, Куинса, Испанского Гарлема… Они порвали с обществом. Некоторые носят клыки и линзы, но большинство предпочитают скрытность: всего несколько скарификаций или татуировок, которые свидетельствуют об их принадлежности к клану. Клан становится их точкой опоры, средоточием привязанности, маяком в ночи их существования. Они отдают ему себя целиком.

Он ткнул пальцем в лицо на фотографии:

– Это Айс Пик, один из них. Долгие недели я искал подходы, встречался с ним на улицах Нью-Йорка, пытался завоевать его доверие, и наконец он принял меня и взял под свое крыло. Конечно, он знал, что я журналист. Я не мог и не хотел притворяться, это стало бы еще опаснее, если бы меня раскрыли. Он ввел меня в свой круг, я включился в его образ жизни, их образ жизни, я погрузился с головой, смог прикоснуться к тому, что значит быть vampyre, пока… на меня не напали…

Франк просматривал снимки и передавал их Николя. Вилли Кулом питал, без сомнения, те же амбиции, что и этот журналист, но не пожелал признаться, что он собирает материал для фильма. Сначала он проник в среду сатанистов, а потом, возможно, обнаружил существование vampyres, затаившихся в их недрах, и решил любой ценой до них добраться. И добрался…