Обманчивая тишина - Александр Александрович Лукин

Подбельского в квартиру № 3 и сообщить, что Федор Петрович приехал.

Однажды Фальц сказал, что ему хочется, чтобы Рита переехала в Нижнелиманск, потому что по службе ему придется теперь часто бывать в Нижнелиманске. Фальц устроит ее в конструкторское бюро судостроительного завода. Что она там должна будет делать? Естественно, работать! Чертить! Словом, то, чему ее учили на курсах. Ну, и кое-что еще, чему ее не учили. В этой самой квартире на улице Подбельского Фальц познакомил Риту с долговязым мужчиной. Тот ей объяснил, что и как она должна будет делать в Нижнелиманске. Звали его Эрнест Иванович Штурм…

Федор Петрович изредка приезжал к Рите, писал ей ласковые письма, в которых жаловался на дела, от которых невозможно оторваться, присылал и привозил красивые вещи.

…Из Штурма приходилось тянуть слово за словом, он говорил только после того, как убеждался, что то или это известно и без него… Сразу и откровенно он сделал одно-единственное заявление: он ненавидит нас и жалеет лишь о том, что не удалось довести дело до конца… Зато его коллеги — военруки Летцен и Шверин, которые пытались сколотить «пятую колонну» в немецких районах, оказались куда более словоохотливыми.

…Когда ко мне привели Фальца, я понял, что вскружить голову Рите было для него плевым делом. Он действительно был красив, держался корректно и с достоинством, даже не потерял остроумия, хотя не строил никаких иллюзий относительно своего будущего. Когда я спросил, что привело его в разведывательно-диверсионную организацию, чем был недоволен он, блестящий специалист, быстро продвигавшийся по службе, Федор Петрович чуть усмехнулся:

— Богу — богово, кесарю — кесарево, вы, конечно, знаете такую доктрину? Лично я интерпретирую ее так: что достаточно кесарю, того мало богу. Именно потому я бросил Берлинский политехникум, когда произошел ваш переворот, вернулся в Россию и вступил в Железный полк.

Это новость! В досье Фальца таких сведений не было.

— Вы этого не знали, — утвердительно сказал мой собеседник. — Видите ли, моя настоящая фамилия — Ремберг…

В моей памяти мгновенно и четко встала полузакрашенная вывеска: «Готовое платье П. Э. Ремберга».

— Да, да, я сын того самого Ремберга — миллионера и владельца знаменитой когда-то фирмы… Теперь вы понимаете, что я имел основания претендовать на лучшую судьбу.

…Официант Кузьма Данилыч на допросах сидел смирный и благостный, словно странник на похоронах, положив руки на колени, и только все просил «подымить».

При аресте Кузьма удивил сотрудников. Когда его разбудили, он поднялся на кровати, не глядя на перепуганную до смерти жену, вцепившуюся в ватное стеганое одеяло, зевнул, перекрестил рот и произнес странную фразу: «Наконец-то. Десять лет жду». Это была чистая правда. Десять лет назад, когда судно, на котором он служил буфетчиком, стояло в Симоносеки, его завербовала японская разведка. «Купили, — как он выразился, — на одном таком, понимаете, дельце…» В позапрошлом году его хозяева приказали ему возвратиться в родные края — в Нижнелиманск. Шефов интересовал судостроительный завод. А недавно, в мае, господин Митани, передавая ему очередную сумму, сказал, что теперь он будет работать и на его друзей — немцев. Правда, тут же господин Митани приказал ему обо всем, что он будет делать по поручению его друзей, немедленно ставить его, Митани, в известность. Кто из новых шефов «принимал» его, Кузьму Даниловича? Господин Грюн. Он специально приезжал сюда, в Нижнелиманск…

Кузьма Данилович все свои связи, всех известных ему агентов обеих разведок выдал сразу. Словно даже с облегчением…

…Герхардт Вольф категорически отказался давать показания. Он заявил, что как гражданин великой Германии он не признает над собой юрисдикции каких бы то ни было советских органов, и пригрозил, что соответствующие круги его отечества предпримут против СССР такие экономические санкции, что мы еще пожалеем, что посмели арестовать уполномоченного «Контроль К°».

68. Эта свинья Грюн

После первых допросов мы с Нилиным, который направлял следствие в Нижнелиманске тонко и деликатно, решили, что пора всерьез приниматься за Павла Александровича.

…Верман, когда дежурный впервые ввел его ко мне в кабинет, был совершенно спокоен, аккуратно одет, чисто выбрит. Нет, это не было бравадой, он был серьезен и собран. Некоторое время я с интересом смотрел на него, все больше утверждаясь в мысли, что это крепкий орешек.

— Вот мы и встретились… прошу прощения, как прикажете себя называть? Павлом Александровичем? Паулем-Александром?

— Если вас не затруднит, — Верман отвечал просто и любезно, словно мы с ним встретились для обоюдно приятной беседы, — если вас не затруднит, я предпочел бы слышать свое русское имя-отчество. Двадцать лет не шутка. Привык.

— Как вам угодно. Признаюсь, Павел Александрович, я очень ждал этой встречи.

— Понимаю, — так же просто и даже сочувственно согласился он.

— Вот и прекрасно. Я хотел бы, чтобы вы поняли и еще одно: нам, — я положил ладонь на пухлую уже папку дела, — известно вполне достаточно, чтобы ваша судьба была решена. Но я не хочу сказать, что она решена. Скажем иначе: ваша судьба теперь зависит от вас. Надеюсь, я выразился достаточно ясно.

Верман кивнул: да, вполне ясно.

— Однако, — сказал он, — ваши предупреждения излишни. Я расскажу вам все. Даже больше, чем вам нужно для данного, — он указал глазами на папку, — дела.

— Как это понять?

В уголках губ Павла Александровича мелькнула улыбка.

— Не удивляйтесь.

— А я не удивляюсь.

— Не надо, Алексей Алексеич. Вы, конечно, удивлены.

Вот так персонаж! Это даже занятно. Посмотрим, что будет дальше. К чему же он клонит?

— Мы с вами ведь в некотором роде коллеги. Вероятно, у меня опыта побольше, и потому я за свою судьбу не беспокоюсь. Поверьте мне. Абсолютно не беспокоюсь. Шпионов моего масштаба не ликвидируют.