Дети грозы. Книга 6. Бумажные крылья - Ирина Успенская

– Деньгами, мой темный шер. Я получил небольшое наследство.

Роне снова покивал, на этот раз с восхищением. Каков наглец! Врет шеру правды в глаза, и врет так, что не распознать – потому что сам себе верит. Даже жаль, что такой экземпляр пропадет ни за динг. Или надеется на амулеты? Но вряд ли он забыл, что большую часть защитных амулетов делает придворный маг – а ни один амулет не защитит от своего мастера.

– Сорок пять империалов и двести пятьдесят дингов твоей крови.

Виконта перекосило. Где-то внутри. Снаружи он виду не подал, да и ментальные щиты почти не колыхнулись. Прямо удивительно хорош для своей третьей нижней. Если выживет, далеко пойдет.

Возможно, прямиком на эшафот.

М-да. Нелегка жизнь темных шеров.

Роне щелкнул пальцами, и перед Торрелавьехой завис поднос, накрытый крахмальной салфеткой, с бокалом и ланцетом.

– Вексель под поручительство ее высочества устроит вас, темный шер? Я не ношу с собой столько наличности. – Поднос он пока игнорировал, а улыбался еще уверенней.

– Нет.

Торрелавьеха на мгновение застыл вместе со своей нахальной улыбочкой. На Роне пахнуло злостью, искристой и тяжелой, истинно темной злостью дивно терпкого вкуса. Справившись с собой, красавчик небрежно бросил на поднос вынутую из кармана золотую застежку с крупными изумрудами. Ворованную.

– Тогда это. У Мьетто она стоит сто пятьдесят пять.

– Кровь, – напомнил Роне, небрежным взмахом руки отправляя застежку в полет на каминную полку.

Проследив взглядом за куском золота и полыхнув чудной, искренней жадностью пополам с завистью, Торрелавьеха достал из кармана маленькую плоскую фляжку, смочил платок в бренди, протер ланцет. Убрал фляжку, отвернул кружевной манжет, протер запястье. Аккуратно вскрыл вену над бокалом, сцедил ровно четверть буна, замотал рану все тем же платком, умело закрепил концы. И все это – ни разу не поморщившись. Хорош! Прямо хоть в ученики бери…

Тьфу ты, пакость. Зачем Роне ученик? Еще чего не хватало! Своих забот полно, еще со всякими идиотами возиться.

– Извольте, мой темный шер, – склонил голову виконт.

Из-под кресла, где прятался Тюф, послышался тонкий скулеж: от запаха шерской крови нежить теряла рассудок.

– Тюф, молчать, – тихо велел Роне.

Скулеж оборвался.

Встав с кресла, Роне забрал поднос и указал на стул около окна, того самого, где красавчик играл с Тюфом.

– Жди.

Не дожидаясь ответа, он развернулся и ушел вниз, в лабораторию, по дороге прихватив сгорающего от желания высказаться Ману.

– Старый недобрый… ты зачем ребенка обижаешь?! Ворона щипаная, что за дыссню ты задумал? – шепотом напустился на него Ману, едва закрылась дверь лаборатории.

– Хочешь заботиться о детях, открой приют. Светлая сестра тут нашлась, – буркнул Роне, выбирая основу под «слезу сирены».

– Очень смешно. Ястреб, я серьезно. Ты вот так просто его отпустишь подыхать? Сам же видишь: мальчишку уже записали в расход.

– Да не отпущу я его подыхать, что ты привязался! Истинных темных и так мало осталось, чтобы еще и этим разбрасываться.

– Вот и я думаю, что ученик тебе не помешает, – довольно хмыкнул старый манипулятор.

– Мне? – Роне чуть не уронил склянку. – Еще чего! Пусть с тупицами возится тот, кто чувствует к этому делу непреодолимое влечение.

– Паук, что ли?

Роне передернулся. Нет-нет. Он не будет вспоминать полвека издевательств. Только не сейчас, когда он наконец-то счастлив.

– Ну ты за монстра-то меня не держи. Я Пауку не то что мальчишку, я ему крысу помоечную не отдам. Пусть с Торрелавьехой возится Дюбрайн. Спорим, мелкий придурок с детства мечтал служить в Магбезопасности? Мелкие придурки, они такие… мечтательные.

Торрелавьеха ждал на том же месте, где Роне его оставил. Эти полчаса он не скучал: ровно на границе светлого пятна сидел, свернувшись угловатым узлом, Тюф и просительно стрекотал. Виконт же отрывал от платка, которым была замотана рана, маленькие лоскутки и бросал гоблину – тот ловил на лету, заглатывал, довольно скрежетал и снова стрекотал. От гоблина к виконту тянулась еле заметная серая нить, крепнущая с каждым проглоченным лоскутком.

«Хм. Дайм будет доволен новым сотрудником. Заставить Тюфа поделиться гоблинской удачей не каждому дано».

– Пошел вон, – велел Роне гоблину и подошел к мальчишке.

Тот спрятал оставшийся от платка обрывок, встал навстречу, с любопытством глянул на разноцветный клубок и склянку с мутной жидкостью.

– Полог закроет вас от любого поиска на двое суток, – сказал Роне прежде, чем отдать клубок. – Кроме вас, еще до четырех человек. С каждым новым срок действия будет уменьшаться в два раза. И помните, от мага-зеро не поможет ни один амулет.

– Я знаю. – Торрелавьеха дернул углом рта, изображая улыбку.

– Превосходно. Слезам сирены перед тем, как выпить, скажите имя женщины. Для лучшего действия смочите ими любую принадлежащую ей вещь. И не ешьте ничего рыбного по крайней мере за шесть часов до использования и трое суток после.

– Благодарю, ваша темность.

– Что ж, не смею вас больше задерживать, виконт.

Усмехнувшись закрывшейся за темным шером двери, Роне подошел к зеркалу и позвал:

– Мой свет, ты не слишком занят? Есть новости.