Кайрос - Анастасия Монастырская

– Мы уже говорили об этом, Миша, – мягко сказала она. – Мешать тебе не стану. Погуляю по городу. Посмотрю фонтаны. Посижу в ресторане. Сто лет не была в Ленинграде.

– За сто лет ты прекрасно сохранилась.

– Спасибо за комплимент. Приятно, когда муж галантен.

– Алиса!

Пассажиры обернулись, и он понизил голос:

– Алиса, ты рискуешь нашим ребенком.

– Забавно, я впервые за все это время слышу заботу о ребенке. Не волнуйся, милый. До родов еще полтора месяца. Чувствую себя прекрасно. Ты просто не хочешь, чтобы я летела. Так и скажи.

– Не хочу, – мужчина снова схватился за журнал. – Очередная твоя блажь, Алиса. Захотела – поехала. Что ты меня в неудобное положение ставишь, тебя не волнует.

– Слишком часто об этом говоришь, – Алиса погладила свой живот. – Еще немного, Миша, и я решу, что ты летишь к любовнице.

Михаил покраснел и отвернулся, демонстрируя, что разговор закончен.

Появилась надпись на табло «Пристегните ремни». Алиса послушно защелкнула пряжку на животе. Ребенок толкнулся, напоминая о себе.

«Скоро, мой милый, скоро, – мысленно пообещала Алиса. – Потерпи!»

Прикрыв глаза, она незаметно наблюдала за мужем. В последнее время это стало любимой игрой. Алиса любила коллекционировать людей. Миша оказался самым интересным образцом в коллекции.

Напыщенный самоуверенный ублюдок, возомнивший себя пупом земли. Они женаты всего полгода, а он уже уверен, что всего в этой жизни добился сам. Квартира в центре Москвы. Дача, должность и кабинет с толстозадой секретаршей. Он с ней спал иногда, а секретарша добросовестно докладывала о том Алисе. Девица сразу поняла, кто главный, и сделала правильный выбор. За случки с мужем Алиса ей доплачивала. По крайней мере, к ней Миша не прикасался уже четыре месяца. И это было счастьем. Настоящим.

Алиса вызвала стюардессу. Той хватило трех секунд, чтобы понять, кто перед ней. Заказанный бокал холодного шампанского появился незамедлительно. Миша дернулся, насупился, потребовал водки.

Шампанское принесли. Водку нет.

В прошлое воскресенье, на правительственной даче, после приема он заявил:

– Все знают – я важная персона. И все со мной считаются. А если тебя что-то не устраивает, пошла вон! Найду себе другую!

Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Миша был непростительно пьян, наутро мучился похмельем и смутным ощущением, что вчера произошло что-то непоправимое. Но что?

Алиса запомнила: и темную помаду на щеке, и глаза навыкате, и слюну в уголке рта. Она флегматично фиксировала детали, получая невероятное, сладкое удовольствие. Пусть и дальше пребывает в уверенности, что он важная персона. Придет время, и все встанет на свои места. Плебс должен знать свое место. Этот отцовский постулат Алиса усвоила очень хорошо.

Что ж, пусть и дальше заблуждается. Заблуждение расслабляет. Летит он, конечно, к любовнице. Деловая встреча – предлог. Кому он там нужен?! Спасибо отцу – пристроил зятя, чтобы любимая дочка ни в чем не знала отказа.

Миша облизнул губы и нервно посмотрел на часы.

Любовница будет встречать в аэропорту, потому он так и нервничает.

Анекдот, пусть и пошловатый. Алисе нравились пикантные ситуации, они придавали жизни привкус приключения. Человек, который не может оградить личную жизнь от посторонних, жалок. Человек, который оказывается в паутине плотской любви, жалок вдвойне. Так говорит ее отец. Узнав о романе дочери, Павел Сергеевич не ругался. Скорее, воспринял увлечение Алисы как должное. Равно как и известие о беременности.

– Никаких абортов. Родишь здорового внука.

Массивные стены и дорогая мебель красного дерева подавляли. Пожалуй, это был первый раз, когда ее пригласили в отцовский кабинет. Официально. Для серьезного разговора.

– Не дура, что залетела. Дура, что влюбилась. Любить, Алиска, можно и нужно своих детей. Они – наше продолжение. Амуры для здоровья. Здоровью они полезны. Но не более того.

Он поманил дочь, и она, радуясь, что гроза миновала, привычно скользнула на отцовские колени. Павел Сергеевич обнял дочь, укачивая, как в детстве:

– Да и я дурак. Видел, что с тобой происходит, а мер не принял. Наблюдаться будешь у Гричаева, он лучший гинеколог в Москве. После родов подскажет, что и как… И чтобы потом рожать по-партийному. Раз в пятилетку.

– Я ведь не замужем, папочка…

– А то я не знаю!.. Матери скажешь, чтобы к свадьбе готовилась. Ресторан, банкет, платье. Что там у вас, баб, положено?! Мужа тебе найду. Дрессированного. Еще спасибо скажешь. И запомни, Алиска, коли со своим встречаться будешь, делай так, чтобы шито-крыто было. Чтобы даже я не знал. Поняла?

Она поняла. И с тех пор лихо обставлялась.

А вот Мишаня, похоже, так и не научился. Алиса давно знала о ленинградской пассии – сисястой брюнетке из ДЛТ. Барышня работала в отделе женской одежды и мечтала перебраться в Москву. Миша оказался идеальным кандидатом, даром что женат. Мишу всегда тянуло на плебс. Подобное ищет подобное.

Интересно, что бы сказал этот дундук, если бы знал, что срок беременности подходит к концу. Не сегодня-завтра рожать. Ничего, никуда не денется – воспитает ребенка как своего. А рыпнется, отец мигом найдет управу.

Мать Алиса терпела, отца любила. Потому, что боец. Ввязавшись в бой, если и не победит, то на последнем издыхании загрызет, впившись в глотку. Не терпел компромиссов. Либо все, либо ничего. Приходил и брал все, чуждый гнилой интеллигентской морали. Интеллигентов презирал: «Они на словах сильные, а прижмешь к ногтю – штаны на жопе болтаются. А в штанах два кило дерьма. Страх, Алиска, интересная штука, в нем суть человека и проявляется. Не верь тому, кто говорит, будто ничего и никого не боится. Врет! Верь тому, кто боится, но все равно на своем стоит».

Самолет дернулся и поднялся в воздух. Эти ощущения Алиса любила больше всего – чувство свободы, высоты и парения, пусть и в жестяной самолетной коробке. Украдкой от отца, в восемнадцать лет, прыгнула с парашютом. Потом еще и еще. В летный клуб ездила так часто, как только могла. Инструктора выбрала себе под стать, такого же безбашенного, помешанного на прыжках в пустоту. Они прыгали и сплетали руки в воздухе, чтобы после нескольких секунд разъединиться. Но эти секунды казались ей самыми важными. Все самое важное в ее жизни происходило в воздухе. В самолете произошло объяснение в любви. Первый секс. Зачатие.

Может, потому и беременность переносила легко, чувствуя себя невесомой и легкой. Смешно, но живота многие не замечали: думали, что слегка поправилась после свадьбы.

– Гроза.

Перегнувшись через жену, Миша посмотрел в иллюминатор. Небо сгущалось. Будто кто-то торопливо смешивал темные краски, стремясь добиться единственно верного цвета. Мелькнули серебряные молнии. Самолет тряхнуло от неслышного грохота и закрутило в небесную воронку.