Синагога и улица - Хаим Граде

— Не сглазить бы, чтобы ему не повредило. Он крепкий мужчина, никогда не болеет. Только бы Всевышний ему помогал.

Точно так же и вдова Раппопорт сначала не пробуждала в нем никаких особенных мыслей и чувств. По просьбе ее покойного мужа он занимался с ее сыном, и она советовалась с ним по поводу дочери. Но когда дети Басшевы уехали, а она продолжила приходить со всякими вопросами, он начал понемногу понимать, что вдова привязалась к нему. Только тогда он увидел в ней женщину и вспомнил высказывания талмудических мудрецов относительно женщин — и положительные, и отрицательные. Задумался он и о своей бывшей жене Годл. Прошли годы с тех пор, как он отослал ей деньги, в свое время оставленные ею ему для ведения лавки перед отъездом в Ковенскую Литву. Однако он не знал, нашла ли она уже себе второго мужа. Теперь его начала мучить мысль: что, если Годл все еще не вышла вторично замуж и вдруг узнает, что он собирается жениться? Она будет его проклинать, говоря, что он поломал ее жизнь. Как раз тогда, когда он погрузился эти мысли, ему пришло письмо от бывшего ученика, где он писал, что становится женихом и приглашает свою мать на помолвку. Реб Авром-Аба обрадовался. Пока вдова будет у сына, она сможет всерьез обдумать свое положение, решить, готова ли на самом деле выйти замуж за старомодного еврея. Он же тем временем узнает, что случилось с бывшей женой. Поэтому-то он и разговаривал недружелюбно, когда она пришла к нему и рассказала, что не хочет ехать на помолвку сына. Он не желал быть причиной разлуки матери с ее единственным сыном.

После перерыва, продолжавшегося целый месяц, вдова снова пришла и рассказала, что все бумаги для поездки за границу уже готовы и что она едет. Реб Авром-Аба понял, что Басшева не появлялась весь этот месяц из-за его недружелюбного тона. Поэтому на этот раз постарался разговаривать с ней настолько деликатно и сердечно, насколько только было можно.

— Поезжайте себе на здоровье и храните веру во Всевышнего, в то, что Он знает, что делает. Если вы захотите и сможете остаться у сына, значит, такова воля Провидения. А если вам придется вернуться, то и это тоже Его воля.

Басшева неуверенно улыбнулась и сделала движение, как будто хотела переспросить, что он думает. Но и в этом, видимо, тоже была рука Провидения. Вошла покупательница и помешала продолжению разговора. Пока зашедшая домохозяйка возилась с товаром, реб Авром-Аба заметил, что госпожа Раппопорт одета на этот раз очень прилично и тепло. На ней было серое зимнее пальто с широким меховым воротником, высокие боты, глубокая круглая шапка и шерстяные перчатки. В руках она держала большую сумку. Лавочнику очень понравилось, что у вдовы достаточно ума сообразить, что к родственникам она должна приехать хорошо одетой. Однако он никак не мог понять, чем он, пожилой разведенный еврей, мог ей понравиться.

После отъезда Басшевы реб Авром-Аба написал своему товарищу по учебе в ешиве в Келем и раввину местечка Кибарт, где он когда-то женился, с просьбой узнать, вышла ли уже его бывшая жена вторично замуж или она все еще одна. В предыдущие годы склонный к отшельничеству лавочник не замечал, как летит время, настолько он был всегда погружен в молитву, в изучение Торы, в стояние целыми днями за прилавком, а потом — снова в молитву, снова в изучение Торы. Однако этой зимой он считал дни, недели и наконец дождался письма — не от кибартского раввина или от товарища юности из Келема, а от своего ученика, в котором тот сообщал, что его помолвка уже состоялась и свадьба будет на третью свечу Хануки[199]. Гавриэл писал также, что каждый вечер пару часов занимается изучением Торы, а иногда посвящает этому и целый день, потому что зимой в поле не слишком много работы. Но как долго мать останется у него, жених не писал. «Ладно, я не в таком положении, чтобы мне обязательно это надо было знать», — подумал реб Авром-Аба. Однако против воли он постоянно возвращался к мысли, почему Гавриэл ничего не пишет о матери. Не меньше этого реб Аврома-Абу тревожило также, почему он не получает из Литвы никакого ответа по поводу того, вышла ли уже вторично замуж его бывшая жена.

Зажигая третью ханукальную свечу, реб Авром-Аба ни на минуту не забывал, что сегодня где-то в Либаве женится Гавриэл Раппопорт и что его мать-вдова ведет сына под хупу с заплаканными глазами. Одетый в старый, потертый пиджак и в суконный картуз лавочник-отшельник стоял перед ханукальным светильником с тремя горящими свечками и тихо напевал «Маоз цур йешуоси»[200]. Он удивлялся сам себе: почему у него в последнее время появилась потребность, чтобы в пятницу вечером кто-то стоял рядом с ним, когда он читает кидуш, и чтобы этот кто-то ответил ему «аминь», а когда он благословляет ханукальные свечи, чтобы этот кто-то пел вместе с ним. Через окна с залепленными замазкой щелями он видел и другие ханукальные светильники, искрящиеся сквозь покрытые изморозью оконные стекла. Звезды на небе тоже зеленовато искрились с тихим святым трепетом. Через пустой двор протянулась тень соседа, пытавшегося открыть дверь дровяного склада, засыпанную высоким сугробом. Реб Авром-Аба отошел от окна, съежившись: холодно! Надо бы затопить печурку. Однако в последнее время ему стало трудно выполнять работы по дому, которые обычно делает хозяйка или девушка-прислуга. Матерью Гавриэла можно просто восхищаться. Ведь когда ее муж был жив, все работы по дому делала служанка, но с тех пор, как его нет, она со всем этим справляется сама безо всяких жалоб. Но в чем проблема? Реб Авром-Аба остановился посреди комнаты и потер лоб, как будто потерял нить мысли, и сразу же вспомнил, что сегодня — свадьба Гавриэла. «Останется ли его мать у него после свадьбы или же вернется?» — сам того не желая, подхватил он потерянную было нить размышлений. При этом очень рассердился на себя: вместо того, чтобы радоваться чуду Хануки[201], он мучается от посторонних мыслей. С ворчанием реб Авром-Аба отправился готовить себе ужин.

В начале тевеса[202] он получил в один день два письма сразу — от кибартского раввина и от своего товарища по ешиве из Келема. Раввин писал, что его бывшая жена больше не живет в Кибарте. Он не знает, где она. Не знает он и того, вышла ли она вторично замуж. Однако келемский товарищ по ешиве писал, что после долгих расспросов разузнал, что Годл, бывшая жена реб Аврома-Абы Зеликмана, уже давно вышла замуж в Аникште[203]. Келемский друг давал понять, что если реб Авром-Аба хочет снова жениться на своей бывшей жене, то он опоздал. А чтобы утешить его и извиниться, что так задержался с ответом, старый товарищ заканчивал свое письмо словами из Торы на тему «возвращающий свою разведенную жену»[204]. Реб Авром-Аба обрадовался известию, что бывшая жена нашла себе пару. Однако он стал еще больше беспокоиться по поводу вдовы Раппопорт и не мог дальше придерживаться своего устоявшегося распорядка жизни. Вместо того чтобы, как обычно, смотреть, находясь в лавке, в святую книгу, он перелистывал собственноручно написанную книгу обязательств, добровольно взятых им на себя, чтобы исполнять всю жизнь.