Последний поезд - Василий Гавриленко

— Чего тебе?

Я пожал одноглазому руку. Он кивнул, поведя плечами.

— Жалко портсигар.

— Новый найдешь, — убежденно сказал Снегирь.

Зрелище, распахнувшееся перед нашими глазами, было грандиозным. Чаша стадиона напоминала муравейник со срезанной макушкой. Люди копошились на дне и на трибунах, в воздухе висел ни на минуту не умолкающий гул. И, ступив в тесные ряды, мы стали частью этого гула.

— Меняю книгу на жратву!

— Братан, постой, взгляни, какой покрой!

— Ушанка, кому ушанка!

— Валенки уперли! Валенки!

Снегирь уверенно шагал по рядам, отнекиваясь от назойливых торгашей, отталкивая проституток, буквально вешающихся на шею.

— Какой значок!

Тощий оборванный юнец вцепился в грудь Киркорова, пытаясь сорвать значок. Тот, не долго думая, размахнулся и двинул кулаком по распухшей от голодухи физиономии. Юнец отлетел в сторону, на разложенный торгашами металлолом.

— Сука! — по-собачьи заскулил он. — Сука е… ная!

Мне же на руку повисла женщина с разорванным ртом — черные, кривые зубы выглядывают, как зверьки из норки.

— Красавец, хочешь — отсосу?

Я молчал, и она не отставала.

— Недорого возьму, красавец. Сухарик дашь. Доволен будешь…

— Кышь отсюда, падаль, — крикнул на нее Киркоров. — Или, может…? — он выразительно посмотрел на меня.

— Пошел ты, — зло бросил я, догадавшись, что он имеет в виду.

Шлюха осталась позади, матерясь и сыпля в наш адрес проклятья.

Снегирь остановился перед грудой вонючего тряпья, из-за которой едва виднелся хозяин.

— Карлуша!

Пузатый человечек с миндалевидными глазами и большим, крылатым носом засеменил к нам.

— Снегирь, какими судьбами?

— Все теми же. Как торг, Карлуша?

— Какой, к дьяволу, торг? — пожаловался Карлуша. — За все утро обменял бушлат на два ржавых топора. Разве это торг? — он посмотрел на нас с Киркоровым. — И Киркоров с тобой? Здравствуй!

— Здорово, Карл, — отозвался Киркоров.

— А это кто?

Карлуша посмотрел на меня. Мне не понравился его взгляд — цепкий, оценивающий, особо остановившийся на рюкзаке, давший мне понять: этот Карлуша, при внешней безобидности, не так уж прост.

— Это Андрей, наш новый товарищ.

— Вот как, — Карлуша улыбнулся. — Карл Брандао.

Я пожал его мягкую ручонку.

К нам приблизился здоровенный детина с тупым выражением на лице, напомнивший мне близнецов, встреченных мной и Мариной на Москве-товарной.

— Где ты шляешься, остолоп? — накинулся на него Карлуша.

— Мясца выменял, хозяин.

— Мясца выменял! За то время, что ты мясцо менял, меня три раза могли пришить или обчистить до нитки. До нитки!

— Прости, хозяин.

— Давай сюда, остолоп.

Детина протянул Карлуше дымящийся кулек. От запаха слегка закружилась голова. Торгаш распаковал кулек и набросился на еду, не заботясь о наших ощущениях.

— Итак, Снегирь, — сказал он, едва ворочая языком. — Я полагаю, вам нужно обмундирование вот на этого молодца.

Он дернул подбородок в мою сторону.

— Ты, как всегда, проницателен, Карлуша.

Торгаш протянул обглоданную косточку своему сподручному. Тот схватил ее и принялся грызть. Меня едва не стошнило.

— Люблю стрелков, — не совсем к месту заговорил Карлуша, поглядывая на меня. — Они подчиняются правилам, например, тому правилу, что каждый участник состязания на право вступить в Армию обязан иметь обмундирование стрелка. Где он его возьмет — вопрос открытый. Обязан — и баста! Замечательное правило.

— Еще бы, — ухмыльнулся Снегирь. — Тебе — то оно как нельзя на руку.

Он выразительно потер большим пальцем указательный.

— О, ну что ты, Снегирь, — воскликнул Карлуша, — Навар с этого дела — гулькин нос. Я на валенках больше зашибаю.

Снегирь покачал головой.

— Тут дело в другом… — Карлуша передал здоровяку остатки жратвы и приблизился к нам, ковыряя длинным ногтем в зубах. — Скажите мне, легко ли достать в резервации обмундирование стрелка?

Мы молчали.

— Так вот, я вам отвечу — нелегко. Вернее, почти невозможно. Сечете фишку? — Карлуша засмеялся. — Состязание началось до начала состязания…

— К чему ты клонишь? — спросил Снегирь, хотя всем уже было ясно: торгаш набивает цену.

— Вам повезло, друзья мои, — ангельским голоском отозвался Карлуша. — У меня как раз есть стрелковая форма аккурат на этого парня. Но…

— Что «но»?

— Боюсь, она будет стоить несколько дороже, чем в прошлом году.

Киркоров потер рукой то место, где раньше был его второй глаз.

— Это почему? — возмутился Снегирь (как мне показалось, притворно).

— Предрождественский ажиотаж, — развел ручками Карлуша. — Мне старатели уже предлагали за форму такие вещи, что сам Лорд-мэр не отказался бы, но я посылаю всех к чертям, жду вас.

— Спасибо, Карлуша.

— Итак.

Торгаш уставился на мой рюкзак.

Снегирь приблизился к Карлуше, наклонился и что-то прошептал ему на ухо. На физиономии торгаша мелькнуло изумление.

— Покажи.

Я развязал рюкзак. Карлуша взглянул на туго набитые черные пакеты, облизнул пересохшие губы.

— Интересно, — пробормотал торгаш.

— Покажи нам форму, Карлуша, — вставил Киркоров.

— Герасим, покажь им.

Детина покопался в бауле и вынул желто-зеленую куртку и брюки. В точно такую же форму были одеты стрелки, проводившие зачистку в Калуге, пускавшие под откос Последний Поезд… Да и мы с Мариной, помнится, шли через Джунгли в куртках, снятых с убитых стрелков.

Кстати, об убитых стрелках: на куртке, что показал Герасим, чернела дырка, вокруг которой красным пятном запеклась кровь. Я хотел было обратить на нее внимание Снегиря, но промолчал. В конце концов, вероятно, так и заведено — убив слабого стрелка, ты занимаешь его место… Это разумно и даже… правильно.

— Мы дадим тебе три пакета, — сказал Снегирь.

— Пять.

— Три пакета, Карлуша. Ты прекрасно знаешь, что эта тряпка не стоит и одного.

— Снегирь, пять пакетов, — ласково пропел Карлуша. — И то лишь по большой личной симпатии.

— Хорошо, Карл, — вставил Киркоров. — Как говорится — ни нам, ни вам. Четыре пакета.