17 потерянных - Нова Рен Сума

– Устала, – отвечаю я. – А все лекарства. Не знаю, помогают ли они, но от них я чувствую себя усталой. Такой усталой, что даже читать не могу.

Он садится прямее.

– Они помогают, – говорит он. – Разве нет?

– Конечно. Очень даже помогают. – Я отворачиваюсь к окну.

– Что там на улице? – интересуется он. – На что ты смотришь? – Если я смотрю на что-то, все равно на что, он всегда спрашивает меня о том, что я вижу. Нужно привыкать к этому.

– Всего-навсего дерево, – отвечаю я. И я действительно рассматриваю дерево, о котором не помнила, что оно растет совсем близко от моего дома на заднем дворе, дерево, скребущее ветвями по окну. Как это я раньше не замечала, что оно стоит прямо у окна моей спальни? Не замечала большое дерево?

Об остальном, что я вижу, мне говорить не хочется.

– Ты выяснил что-нибудь о других девушках? – меняю я тему.

Он колеблется.

– Ты уверена, что хочешь знать это?

– Разумеется.

Джеми помогает мне. Мама следит за тем, какие сайты я посещаю, но ему понятна моя потребность знать, что случилось с ними.

– Шьянн Джонстон, – говорит он и достает из рюкзака распечатку, чтобы показать ее мне. – Она дома. Видишь?

Я задерживаю дыхание и стараюсь удержать мозг от какой-либо реакции на историю, которую он распечатал для меня, потому что боюсь любой возможной реакции. Судя по всему, она выиграла какой-то приз на ярмарке знаний и умений для старшеклассников в прошлом месяце, и это означает, что она не замерзла до смерти где-то в Ньюарке, не умерла. Девушка, которую я мысленно похоронила, оказывается, жива, и это прекрасно. У меня перехватывает дыхание, я подношу руки к горлу и держу их там, позволяя облегчению завладеть мной.

То же самое невыразимое чувство я испытываю, узнав, что Юн-Ми Хйун и Мора Морис убежали в Канаду и их не поймали на полпути и не отправили домой.

У некоторых других девушек далеко не все так хорошо. Останки Хейли Пипперинг были найдены на мусорной свалке, когда я лежала в больнице. А Кендру Ховард сочли погибшей. Хотя ее тело до сих пор не вынесло на берег. Озеро там глубокое, и городские власти говорят, что его могут и не обнаружить.

Когда я узнаю о девушках что-то плохое, то очень расстраиваюсь. Может, поэтому Джеми обычно сообщает мне об историях с хорошим концом.

Кстати говоря, скоро я больше не буду нуждаться в его помощи. У меня снова появится доступ к компьютеру, и я сама смогу заниматься поисками. Я обязательно буду делать это, неважно, с ним или без него.

Тихо, про себя, я клянусь выяснить, что случилось со всеми девушками. Для меня не имеет значения, есть ли между нами глубинная связь или нет. Это реальные девушки. Они важны. И беглянки тоже, даже если полицию они не интересуют. Даже если семьям девушек плевать на них и они их не ищут, я клянусь, что буду искать. Эти девушки имеют значение. Мне необходимо выяснить, что произошло абсолютно со всеми ними.

– Спасибо, – говорю я Джеми. Новости о Шьянн слегка улучшили настроение, и я ловлю себя на том, что вновь поворачиваюсь к окну и почти улыбаюсь.

Джеми смотрит на меня, но ничего не говорит. Будет здорово, если он не спросит, что я вижу за окном или о чем думаю.

Потому что думаю я о том, откуда я все-таки знаю, что должно произойти. Я не могу предсказать судьбу Шьянн – не в реальном мире, но моя судьба – это совсем другая история.

Врач перестанет задавать мне вопросы о пропавших девушках, а я перестану упоминать о них. Так оно будет безопаснее. Потому что хотя таблетки, что я глотаю, разлучают меня с ними, все же я не одна. Не совсем одна.

Одна из девушек всегда здесь и всегда будет. Войлочные стены, которые лекарства возводят у меня в голове – через которые я только и могу что иногда видеть ее в пространстве размером с булавочную головку, – не отменяют этого. Она живет у меня, потому что никогда не чувствовала себя дома в постройке по соседству.

Мы будем расти с ней вместе, хотя Фионе Берк всегда будет семнадцать, черные корни ее красных волос никогда не отрастут, и буквы ПНХ никогда не сотрутся с ее поношенных джинсов. У нее всегда будет хмурый вид – в основном из-за формы рта, которая уже не изменится, хотя ко мне она относится слегка снисходительно и иногда даже одаривает подобием улыбки.

Насчет этого я спокойна. Я способна видеть жизнь с Фионой далеко вперед, но не уверена, что с Джеми дело обстоит так же. Мы снова вместе, но я не знаю, как долго это продлится.

А Фиона останется со мной. Она будет рядом, когда я на следующей неделе вернусь в школу, и составит мне компанию в летней школе, где я буду заниматься, чтобы не остаться в одиннадцатом классе на второй год. Иногда она будет нашептывать мне неверные ответы во время контрольных по тригонометрии, но большую часть уроков проспит, как и тогда, когда сама была школьницей.

Если бы существовал способ разорвать невидимые кандалы, связывающие ее со мной и меня с ней, то она первая схватилась бы за болгарку.

Фиона Берк будет со мной и в следующем году. Ее лицо окажется первым из тех, что я увижу утром в день своего восемнадцатилетия – еще до того, как посмотрюсь в зеркало, чтобы удостовериться в существовании собственного отражения. Она не придаст этому событию особого значения, хотя мама испечет мой любимый пирог в шоколадной глазури и украсит дом воздушными шариками. Но Фиона будет счастлива, потому что я осталась в живых. Она будет смотреть на меня без капли зависти – ведь ей прекрасно известно, что у нее непременно будет место за столом рядом со мной, даже если мама и не заприметит третий стул и не положит на тарелку еще один кусок пирога.

Фиона присоединится ко мне на выпускном вечере, подождав в туалете, куда я зайду, чтобы подправить подводку для глаз, и попытается и не сумеет сохранить спокойствие, когда Джеми захочет станцевать со мной медленный танец – после того, как зальет пуншем с добавленным в него алкоголем взятый напрокат смокинг.

Во время выпускной церемонии она будет сидеть в заднем ряду, и когда я взойду на сцену, станет в числе многих выкрикивать мое имя.

Мы проведем вместе долгие годы, Фиона и я, словно неразлучные друзья детства, постепенно стареющие в компании друг друга. Кто-то может сказать: это означает, что всю мою жизнь меня будут преследовать галлюцинации. Или что из-за нее я никогда не выздоровею. Но в любом случае, неважно по какой причине, я всегда буду слышать ее голос, бубнящий у меня в голове.

Я не могу винить ее в том, что она останется со мной. Своей жизни у нее больше нет; и жить она может, только прибившись ко мне.

Затем наступит день, через несколько десятилетий, когда я снова окажусь в кровати, подобной этой. Может, у меня найдут рак, а может, мне повезет и я просто умру от старости – эта веха моей судьбы мне пока неизвестна. Но я знаю, что и тогда не останусь в одиночестве.

Я обведу глазами комнату и увижу семнадцатилетнюю девушку, которую знала всю жизнь. На ее лице ни единой морщины, никаких признаков старения. Она захочет запрыгнуть в мою постель. Захочет оказать медицинскую помощь на дому и съест все мое «Джелло», прежде чем я успею добраться до него, – все это для того, чтобы повысить мне настроение перед моим уходом. Потому что Фиона Берк никогда не повзрослеет, и немудрено, что она не хочет этого и от меня.