Бангкокская татуировка - Джон Бердетт

— Ищу необычного вида японца, от тридцати до тридцати пяти лет, татуировщика. — Сале пожала плечами. — Заикается, но говорит по-тайски. — Новое пожатие плечами.

— Меня бесполезно спрашивать. Ты же видишь, я слишком рослая для тайки. Азиатам не нравлюсь. Помнишь золотое правило?

— Всегда быть ниже клиента.

— Хочешь, спрошу у Тук. Она коротышка, нравится азиатам. И мне кажется, время от времени обслуживает японцев. Только не знаю, где она сейчас — может быть, с клиентом.

Я незаметно протянул Сале сто бат, а она сжала мне руку и соскользнула с табурета. Я заказал ей новую порцию текилы и оставил стакан на стойке дожидаться ее возвращения. Слева и справа от меня сидели женщины, но все они были с клиентами и уже соблазняли их, поглаживая по ширинкам — движением, очень похожим на то, каким Викорн ловил рыбу.

Толпа сделалась настолько плотной, что через минуту Сале исчезла из виду. А поскольку так и не появилась, я решил, что ее сманил клиент и она занялась более выгодным делом. Но вдруг меня сзади обхватили: улыбающаяся Сале стояла с подругой Тук. Я заказал еще одну текилу, и женщины синхронно опрокинули стаканы.

— Татуировщик — японец, — снова принялся объяснять я. — Заикается. Вроде тех япошек, что не могут разговаривать с людьми, — продукт высоких технологий.

Тук искренне хотела помочь. Наморщила лоб и переспросила:

— Татуировщик? А у самого есть наколки?

— Все тело в наколках: лицо, руки, ноги.

— И даже член?

— Давайте не будем отвлекаться. — Заказал еще спиртного.

— Не знаю, завелась бы я от этого или нет, — задумчиво протянула Сале. — Но явно постаралась бы сделать так, чтобы у него встал. Уж очень интересно посмотреть на рисунки. Что-то вроде видеоигры.

Я допил пиво и попросил еще. Спиртное, видимо, подействовало на голову, и мозг наконец вспомнил навык задавать косвенные вопросы.

— Знаете девушку по имени Дао? Она тоже занимается вашим ремеслом.

— Знаю дюжину с такими именами.

— У нее необычные татуировки: драконы вокруг пупка и на заднице.

Тук бросила на меня взгляд:

— Ах та Дао. Ну конечно, знаю. Жила с ней водной комнате. Нас было пятеро — тесниться приходилось здорово, и я каждый вечер видела, как она раздевалась. Забавные картинки. Другие девушки тоже хотели такие, но она не признавалась, кто их наколол. Крутила с японцем, который заставил их сделать, — брала с него вдвое больше, чем обычно: четыре тысячи бат за короткое время, восемь — за ночь.

— Ты видела ее клиента?

— Никогда. Он был очень осторожен. Наверное, работает здесь, в Крунгтепе, имеет жену и детей.

Внезапно Сале перешла на исаанское наречие, язык севера, который ближе к лаосскому, чем к тайскому. Я не понимал смысла, только заметил, что лицо Тук просветлело, и женщины захихикали. Затем посмотрели на меня и снова прыснули.

— Извини, — спохватилась Сале. — Ты знаком с нашим ремеслом и знаешь, что девушки время от времени слетают с катушек — буквально дуреют.

Она не хотела говорить прямо.

— Не понимаю.

— Понимаешь. Видел сотни раз. Девушка устает быть сексуальной рабыней, и у нее появляется желание самой завести сексуального раба. На прошлое Рождество мы с Тук вытрясли кучу денег из здоровых, толстенных, отвратительных немцев, к тому же очень деспотичных, а затем решили оттянуться на парочке миловидных тайчонков из какого-нибудь бара голубых у Суравонга. Вроде как отомстить за себя.

— Обошли пять баров, пока не подобрали такую парочку, как нам хотелось, — продолжила рассказ Тук. — Отвели в нашу комнату и поделили между собой. Покурили с ними яа-баа, чтобы они могли работать всю ночь и мы не зря потратили деньги. Но тебе ведь не это хочется узнать. Так вот, пока мы таскались по барам, то видели кучу всяких татуировок…

— А в одном из баров — богатых японок, и — странная вещь — татуировки им нравились не меньше, чем мужчинам-японцам. Художественные натуры. Они пришли туда, как и мы, нанять мужиков, но хотели непременно в наколках.

— И чтобы обязательно были на тех самых местах.

— Поэтому они заставили устроить парад наколок.

— Победителем оказался японец лет тридцати пяти. Женщины все время повторяли «донбури», «донбури». Мы сначала решили, что это «бури», то есть сигарета, но оказалось, что они имели в виду татуировку по всему телу. Это по-японски.

— У него в самом деле были такие наколки?

— Да. Он выиграл соревнования — татуировки оказались просто превосходными. Но сказал, что с женщинами не пойдет, мол, он не нанимается, а вышел только для того, чтобы продемонстрировать наколки.

Будем называть его Иши. Не важно, как я его обнаружил — пришлось обойти все бары голубых в районе Суравонга, — но я гнался по остывающему следу. Японец с потрясающими наколками и еще более впечатляющим расстройством речи возникал то в одном, то в другом месте, когда его посещало желание продемонстрировать свое тело. Однако, пользуясь барами как рекламой, продавал не себя, а искусство. Так я оказался в японском ресторане на Тридцать девятой сой. Но вас бы невероятно утомило, начни я подробно рассказывать обо всех звеньях цепочки, которая привела меня сюда: лавочник, шлюха, владелец бара, мамасан, вышибала, берущий на лапу полицейский, охранник.

Такие рестораны показывают в кино про японских гангстеров: плохо освещенные, со скамьями из темного дерева, с маленькими каменными кувшинчиками с теплым сакэ, не бросающиеся в глаза, где в хмельной атмосфере братья по духу открывают друг другу мужские секреты, где прислуживают девушки в отделанных оборками передниках и приседают в реверансе, хотя должны бы кланяться (не забывайте, они все-таки тайки), и где не считается зазорным вырубиться, перебрав спиртного, но ни в коем случае нельзя громко говорить.

Он сидел один перед бутылкой чистейшего сакэ прославленного винокуренного завода «Кошино Когиро». Заикание, такое безобразное, когда он был трезв, растворилось в красноречии, подогретом теплым спиртным. В соответствии с традицией чести и обрядом инициации якудзы последние фаланги мизинцев на обеих руках были отсечены. Он лишь что-то проворчал, когда я сел напротив, словно мое появление было неизбежным, и приказал принести еще один столовый прибор, чтобы я мог разделить с ним трапезу с его обенто,[55]на котором лежали сашими, златогузка, лещ и темпура[56]из креветок. Он заказал для меня суп мисо,[57]посмотрел в глаза с отчужденной враждебностью и сказал: