Первая оборона Севастополя 1854–1855 гг. "Русская Троя" - Николай Дубровин

С отступлением англичан стихли ружейные выстрелы на 3-м бастионе, только орудия не прекращали своей деятельности, провожая незваных гостей. Защитники вздохнули свободнее, радостнее: им оставалось только прогнать неприятеля, ворвавшегося на батарею Жерве и засевшего в домиках, разбросанных по всему правому скату Малахова кургана.

Заняв матросские домики и развалины, покрывавшие все это пространство, французы грозили разрезать нашу оборонительную линию на две части и потом взять в тыл Малахов курган и 3-й бастион. Неприятельские силы росли, зевать было нечего. Целая туча снарядов полетела на батарею Жерве и на домики, в которых засели французы. Шесть полевых орудий стреляли картечью с фронта, правая половина кургана поражала неприятеля сбоку, батарея Будищева и стрелки Камчатского полка сыпали снаряды с другого.

На место действий прибыл начальник войск Корабельной стороны генерал-лейтенант С. А. Хрулев.

Видя, что полтавцы отступают, он остановил их.

– Ребята, стой! – закричал он. – Дивизия идет на помощь!

Благодатным ветром пахнули на солдат эти слова начальника, которого каждый знал в лицо. Все остановились… Один из матросов, наиболее решительный, рванулся к стороне неприятеля.

– Ну, ребята, навались! – крикнул он.

– Навались, ребята! – повторил Хрулев, понимая всю силу этого жгучего слова.

– Навались! Навались! – загремело в толпе, и все бросилось вперед.

В это время Хрулев увидел 5-ю (ныне 7-ю) роту Севского полка, возвращавшуюся с работ. В ней было всего 138 человек под командой штабс-капитана Островского. Севцы шли с лопатами в руках и с ружьями за спиной.

– Ребята, бросай лопаты! – крикнул им Хрулев.

Севцы в один миг схватились за ружья.

– Благодетели мои, в штыки, за мной, – произнес Хрулев, обращаясь к севцам и сам кидаясь вперед.

Воодушевленные словами любимого генерала и предводимые храбрым ротным командиром штабс-капитаном Островским, севцы без выстрела бросились в штыки, отбросили неприятеля назад и открыли перестрелку с французами, засевшими в домиках. На этом месте завязался упорный бой. Французы, скрываясь в домиках, поражали наших на выбор; чтобы выбить их оттуда, приходилось брать приступом каждый домик отдельно. Трудно было сладить с неприятелем, который, ожидая прибытия помощи, дрался отчаянно. Перестрелка продолжалась, однако же, недолго.

– Что зевать, ребята, – сказал штабс-капитан Островский, – вперед! – и бросился к одному из ближайших домиков.

Солдаты не выдали – они кинулись за своим начальником. Засевшие открыли из отверстий домов самый частый штуцерный огонь. Как ни валились наши, в числе которых пал и штабс-капитан Островский, но севцы достигли домика, разнесли его в щепы и уничтожили врагов всех до единого. Примеру севцев последовали многие, и вмиг каждый отдельный домик стал местом ужасной свалки. Бой сделался общим и разделился на сотню отдельных картин. В одном месте солдаты влезали на крышу, разрушали ее и поражали неприятеля обломками трубы, бревнами и черепицей, в другом – бросали огонь в трубу, совали пуки зажженной соломы в крышу и окна.

– Сожжем, сдавайся! – кричали они французам.

Те, не понимая слов, но видя угрожающую опасность от огня, растворяли двери, бросали ружья и сдавались военнопленными.

В иных домиках солдаты выламывали двери, бросались внутрь хаты и сталкивались грудью с неприятелем.

– Проси пардон, – кричали ворвавшиеся, – крепость взята!

В ответ на это гремели выстрелы, сыпались удары штыком, прикладом или камнем.

– Э, так выдраться, да еще в чужой хате, – кричали наши. – Души их!

И передушили всех до единого.

Домик за домиком переходили во власть нашу. Французы, очищая их, отступали. На место боя явилось шесть рот Якутского полка, приведенных генерал-лейтенантом Павловым. Две роты с майором Новашиным ударили с фронта, а четыре, под начальством полковника Алейникова, с левого фланга, и неприятель был окончательно опрокинут. Якутцы гнали его до батареи Жерве. Эта батарея, на которой одно орудие уже было обращено против нас, была вновь занята нами.

Видя себя окруженными с трех сторон, французы пытались было взорвать пороховой погреб. Двое из них, выхватив у убитого матроса зажженный пальник, бросились к дверям погреба, но были остановлены и заколоты рядовым Якутского полка Дорофеем Музиченко.

– Э, братцы, шалишь, – кричал Музиченко, – сюда не суйся, пошел-ко, догоняй своих, – приговаривал он, работая штыком.

Французы быстро отступали; кто перелезал через вал, кто бросился в амбразуры, но здесь их ожидали штыки наших солдат. Впереди всех стоял рядовой Севского полка Ищук. Штыком он хватил одного – штык сломался, прикладом уходил другого – приклад пополам. Бросив обломки ружья, он схватил огромный пыжевник и крошил им направо и налево.

– Погодите, куда же вы… гости, гости, – кричал Ищук, – что ж, аль в двери не попали, что в окна (амбразуры) ухо́дите…

Солдаты, в восторге от победы, хохотали над остротами Ищука, кололи защищавшихся, гнали бегущих. Увлеченные успехом, они сами выскакивали в амбразуры и преследовали неприятеля за бруствером. Генерал Хрулев напрасно приказывал трубить отступление.

– Отберем Камчатку! – кричали одни, не слушая сигнала.

– Бить саранчу проклятую насмерть, нечего отступать! – кричали другие, упоенные успехом.

Подполковник Новашин и другие начальники должны были сами бежать за укрепления и с трудом остановили преследовавших.

Преследование могло быть гибельным для нас. Французы готовили новые и значительные силы для штурма. Они могли по пятам горсти преследователей ворваться на батарею. Все это вынуждало наших начальников приказывать отступать как можно скорее. И действительно, едва только солдаты стали подходить ко рву, как из укреплений закричали: «Идут, опять идут!»

В это время офицеры Якутского полка, видя, что на батарее Жерве во время штурма прислуга при орудиях почти вся перебита, поставили к орудиям своих солдат.

– Сюда, ребята, – кричали они, – кто бывал в артиллерии!

Солдаты подбежали к орудиям, и заревели выстрелы навстречу наступавшим. Три раза бросались французы на штурм батареи Жерве, но каждый раз были отбрасываемы картечным и ружейным огнем. Понеся значительные потери, они не доходили и половинного расстояния до батареи, возвращались назад, снова двигались вперед и, наконец, скрылись в своих траншеях…

«Множество французов и англичан, живых и здоровых, повалилось между мертвыми и ранеными, чтобы спастись от нашего огня; многие залегли в разных яминах и траве, чтобы дождаться прекращения картечных выстрелов и батального огня и потом продолжать свое бегство. Преинтересно было смотреть, как из какой-нибудь ямы вдруг выскочит человек десять французов с ружьями наперевес, а иные, бросив всякое оружие, почти прилягут к земле и пустятся что ни есть духу бежать к своим траншеям, а наши так и грянут им со всех сторон вдогонку».