Мария, княгиня Ростовская - Павел Комарницкий

— Ко второй половине сеченя [февраля], не раньше. И перемышльских приведу.

— Ко второй половине сеченя… Что долго так?

— Сидел бы в Галиче князем, собрал бы раньше. А так пока поставлю себя… Раньше никак.

Одна из свечей, вконец искосившись, повалилась набок и погасла. Михаил проследил за ней задумчивым взором, но поправлять не стал.

— А ну как не простоит Владимир до той поры?

Князь Даниил округлил глаза.

— Да ведь он ещё не в осаде даже! А уж студень [январь] на дворе!

Михаил хмуро смотрел в стол.

— Рязань пала, знаешь? Непонятно, чего медлят поганые, но я бы не стал уповать на крепость стен Владимира да Суздаля. Надобно поспешать нам.

— Переночевать позволишь ли?

Михаил хмыкнул.

— Добрая шутка. Ладно, княже, ночуй. Пойду я к Елене, однако…

— Кстати, Михаил Всеволодович, не обессудь, раз уж речь зашла… Чего, нездорова сестра моя?

— Почему? — удивлённо воззрился на родственника князь Михаил. — Здорова, слава Богу.

— Тогда, верно, поврозь спите вы? Отчего праздная ходит до сих пор?

Михаил вновь сел на лавку.

— Сам не знаю, слушай. Вроде нормально живём. Да ведь у меня и с Феофанией тоже не враз Феодулия да Маришка получились. Покуда не намолили, так и ничего. Это дело в роду у нас, что ли. Вон и Маришка тоже не скоро понесла.

Помолчали.

— А может, оно и к лучшему… Очень уж тяжкие ждут нас времена, Данило. Чую я сердцем, хоть и не веришь ты мне.

— …Рубились мы, как черти, да разве устоишь тут! Рогатки смяли в первый день, мы на стены встали. Пять дён рубились, без отдыха…

Молодой князь сидел на лавке, как прибыл, даже кольчугу не снял. На скуле запеклась кровь, нагрудные пластины слегка промяты в одном месте. Младший княжич Мстислав и воевода владимирский Пётр Ослядюкович хмуро смотрели на него, молчали.

— Пороки сильные у них, — продолжал князь Всеволод. — Таких мы на Руси нигде и не видывали. Каменья весом в берковец, не меньше, мечут на пятьсот шагов. Никакие стены не держат такой удар.

Молодой князь замолк, нашарил ковш с квасом, стоявший на столе. Сделал несколько глотков.

— Да, вот ещё. Пленный сказывал, на подмогу Рязани воротился из Чернигова с невеликой ратью воевода Евпатий Коловрат. Токмо не успел он, на уголья прибыл. Ну и начал трепать татар из-за углов да ёлок, да ночами резать, как баранов. На подмогу к князю Роману, должно, пробиться мыслил, да не смог. Обложили их поганые, а когда стало ясно, что мечом да стрелой не взять, так что удумали — камнемёты свои подогнали, да каменьями побили всех… Гады ползучие!

Молодой князь передохнул, помолчал, собираясь с мыслями.

— Когда стало ясно, что конец Коломне приходит, пошли мы на прорыв. Да только мало кто ушёл со мной-то. Князя Романа Ингваревича убили, и всех людей его. Еремей Глебыч погиб, сражаясь геройски… Всех побили, — Всеволод заскрипел зубами, совсем как недавно князь Роман Ингваревич. — Я чудом ушёл. Должно, сейчас Батыга уж под Москвой стоит…

Он тяжело встал, пошатнулся, схватившись за стену.

— В баню пойдёшь ли? — спросил воевода Пётр.

— Не… Потом… Спать пойду. Мстислав, гляди, мать успокой…

Ворота скита белели свежей древесиной. Подъехавший вплотную всадник заколотил в створку плетью.

— Эй, есть кто живой?

Послышались быстрые шаги. В маленькое окошечко в воротине, забранное железной решёткой, выглянул глаз.

— Ой, гости у нас!

Заскрежетал засов, обе створки распахнулись настежь. Молодая монахиня-привратница склонилась в поясном поклоне.

— Здрава будь, княгиня-матушка!

— Здравствуй, здравствуй, девица, — Мария кивнула в ответ, выходя из саней. — Как настоятельница, сестрица моя жива-здорова?

— Ой, сейчас позову!

Но звать не пришлось. Через двор уже шла Евфросинья-Феодулия — тонкая, прямая, вся в чёрном с головы до пят. И в который раз поразилась Мария — казалось, всё плотское, наносное ушло из сестры. Хрупкое невесомое существо с прозрачным ликом, на котором выделялись огромные, неправдоподобной глубины глаза. Аж страшно — святая вживую шествует, и не шествует даже, плывёт над землёй этой грешной…

— Здрава будь, госпожа! — разом поклонились дюжие стражники, составлявшие эскорт княгини Ростовской.

— И вам доброго здоровья, господа ростовцы, — чуть улыбнулась Евфросинья. — Заезжайте в ворота-то, не стойте. Али в первый раз?

Мария подошла к сестре, секунду поколебалась и крепко обняла. Так и стояли посреди двора.

— Худая-то стала, кожа да кости…

— Зато ты окрепла, — заметней улыбнулась Евфросинья. — Враз барана раздавишь.

Мария изумлённо взглянула на сестру. В глазах у той плясали теперь смешинки, и выглядела она уже не святой какой — сестрой родной, единственной, роднее не бывает…

— Повидаться вот отпустил меня Василько.

— Ну пойдём, Маришка. Олёна, ты там распорядись, дабы устроили гостей наших…

— Будет сделано, матушка!

— … Вот такие дела, Филя. Потому и отпросилась я у мужа, хоть на денёк с тобой свидеться. Неизвестно… — Мария оборвала фразу. Неизвестно, удастся ли ещё увидеть сестру. Вот только вслух этого говорить не стоит. Негоже беду накликать, сама придёт.

Короткий зимний день угасал, и в подслеповатое окошко кельи уже почти не проникал свет, но свечей не зажигали. Только пламя, пляшущее в печи, освещало скудное убранство кельи.

— Значит, в Белозерье… — Евфросинья пошевелила поленья кочергой. — Ладно удумал Василько. Если уж и туда доберутся…

— Да ты… да типун тебе на язык, Филя! — не выдержала Мария. — Это же край света!

— И потом, ежели что, там леса непролазные, — не обращая внимания, тем же тоном продолжала Евфросинья. — В лесу отсидеться можно, пока не схлынут… Ты одёжу тёплую всю с собой бери. В лесу это первое дело зимой, равно как хлеб насущный.

Помолчали.

— Коломну взяли поганые, Мариша.

— Ой! — Мария прижала кулаки ко рту.

— Княжич Всеволод прискакал во Владимир. Вчера ещё, я сегодня узнала. А воеводу Еремея Глебовича убили. И князя Романа, из Рязани чудом ушедшего, тож…

Евфросинья снова размешала угли в печи. Плямя угасало, выбрасывая теперь коротенькие бледные язычки, и мрак в комнате сгущался.

— Ты когда во Владимир со своими инокинями?.. — задала вопрос Мария.

Евфросинья долго молчала, неподвижно глядя на угасающий огонь.

— Помнишь, Мариша, про сон мой?