Мария, княгиня Ростовская - Павел Комарницкий

— А-а-а! Бе-е-ей!

Выпущенные татями стрелы, несмотря на многочисленность стрелков, не причинили одетым в броню витязям заметного ущерба — должно быть, луки разбойников рассчитаны были больше на белку да бобра. Стрелять же по коням они избегали — добрый конь дорогого стоит, добыча знатная… Это была ошибка. Возможно, подбежавшие разбойники и справились бы толпой с упавшими витязями, теперь же шанс на победу был душегубами утерян. Клинки умелых воинов так и мелькали, дикие вопли ярости сменялись ужасом. Бой стремительно превращался в избиение.

Возница, правивший возком, в которой сидела Мария с детьми, привстав на одно колено, выдернул лук из налучи и выпускал одну стрелу за другой, оскалясь, как рысь. Летели стрелы и с других подвод — все обозники были бывалыми ратниками.

Бой кончился так же внезапно, как и начался. Немногие уцелевшие тати успели нырнуть в лес, растворившись в чаще. Их не преследовали. Гладь реки, ещё минуту назад покрытая искрящимся свежим снегом, покрылась алыми пятнами и неопрятными комьями тут и там валяющихся трупов.

— Ух, язви тя… Достали-таки, тати проклятые… — возница с шипением выдернул из окольчуженного плеча стрелу.

— Цела, матушка моя? — подскакал к возку боярин Воислав.

— Да целы мы все, целы, Воислав Добрынич.

И тут громко, басом заревел маленький Глеб.

— У, тати проклятые, — звонко сказал Борис. — Дядя Воислав, ты герой!

— Рад служить, княже! — громко ответил боярин, и все захохотали, на взгляд Марии, чересчур громко. Так устроены люди — нужна им разрядка…

По полю бродили ратники, добивая раненых разбойников и собирая скудные трофеи.

— Прав, однако, Борис Василькович. Истинно проклятые тати. Четверо раненых у нас. — подошёл к боярину митрополит Кирилл.

— Тяжко?

— Тяжко не тяжко, а верхом путь продолжать не смогут. Отлежаться им надобно.

Боярин помрачнел.

— Ладно. Будем искать ночлег.

— Вот он, главный город Урусии, мой Повелитель, — Джебе указал на раскинувшийся перед ним Владимир, точно приглашая к столу.

Монголы разглядывали раскинувшийся перед ними громадный город. Выпавший накануне свежий снежок придавал ему необычайно нарядный вид, и над морем белоснежных искрящихся на солнце крыш курились, столбом вздымаясь вверх, многочисленные печные дымы. Но ярче всего сверкали знаменитые Золотые ворота, окованные листами золочёной меди — краса и гордость Владимира.

— Нет, мой Джебе, — возразил Бату-хан, щурясь от яркого зимнего солнца. — Главный город Урусии Кыюв. Но и этот неплох, как видно.

Стена охранных нукеров расступилась, и к джихангиру подскакал Бурундай.

— Ну? — встретил его вопросом Бату-хан.

— Великий хан, у урусов в том городе совсем нет войска. Так, стражники на воротах. Можем взять хоть завтра.

— Очень удачно, — довольно улыбнулся Бату. — Тогда с него и начнём.

— Нет, мой Бату, — негромко, но внятно возразил Сыбудай. — Начинать нужно отсюда.

Воцарилось молчание. Вообще-то все уже привыкли, что слово Сыбудая второе после Бату-хана. Но всё же второе, а не первое, и джихангир вроде как изрёк свою волю.

— Почему? — прищурясь ещё сильнее, спросил Бату-хан.

— Не слишком ли ты много взял на себя, почтенный Сыбудай? — подал голос и Джебе. — Воинам нужна добыча, это укрепит дух. Нам всем нужна добыча, если на то пошло.

— Я всегда беру ровно столько, сколько могу унести, мой Джебе, — невозмутимо заговорил старый монгол. — В отличие от тебя или храброго Бурундая. Разумеется, мой любимый Бату может отсечь мне голову, если сочтёт необходимым. Не думаю, однако, что моя голова ему больше не нужна. Если брать Суздаль, уйдёт четыре дня — один на штурм, три на потеху твоим славным воинам. Именно этих дней может нам не хватить. Что ты будешь делать, мой Джебе, когда коназ Горги прижмёт нас к стенам Владимира всей своей ратью?

— Приму встречный бой! У коназа Горги не так много сил, чтобы прижать нас!

— Не так уж много нужно сил, чтобы поймать кота, неосторожно залезшего в сапог, — насмешливо возразил Сыбудай. — Боя не будет, мой Джебе. Будет бойня.

Все снова замолчали.

— Твоя голова стоит всех наших, мой мудрый Сыбудай, — заговорил наконец Бату-хан. — Мы сегодня же начнём подготовку к штурму Владимира.

— Вот и они, Мстислав Георгиевич.

На высокой сторожевой башне было холодно, морозный ветер с завыванием гулял по смотровой площадке. Молодой князь Мстислав смотрел через узкую щель между козырьком кровли и стеной на растекающуюся вокруг города массу, напоминавшую отсюда муравьёв. Сколько тут их, силища какая…

— Слышь, Пётр Ослядюкович…Чего у них повозок никаких нету?

Воевода Пётр смотрел из-под руки, зорко отмечая порядок развёртывания вражеского войска.

— Передовые силы тут, летучие. Думаю, обозы завтра подойдут.

Воевода оглянулся по сторонам. На стенах густо стояли ратники, разглядывая сквозь бойницы полчища врагов, обступавшие город. Да, сила в городе имеется. Не зря собрали сюда всех Суздальцев, да и мужиков с окрестных сёл-весей. Восемнадцать тысяч с гаком бойцов, не шутка. Если стены устоят, никакой приступ не страшен — сбросят вниз, устелют вражьими трупами земляной вал пред стеной… Если устоят стены. А если не устоят?

Послышался скрип ступеней, и на верхнюю площадку по крутой лестнице выбрался князь Всеволод Георгиевич.

— Ну что там?

— Смотри, брат, — кивнул головой на смотровую щель Мстислав.

Всеволод, приникнув к щели, с бледным и злым лицом смотрел на монгольских всадников, с гиканьем скакавших на расстоянии в каких-то пятьсот шагов. Ближе к стенам они не подъезжали — степняки уже оценили дальнобойность тяжёлых урусских луков, и без нужды подставляться не собирались.

— Глянь, Пётр Ослядюкович. Вот и обоз ихний. А ты говорил, завтра…

Из лесу выезжали странного вида подводы: пара широких и низких колёсных повозок, нагруженных длинными брёвнами, так что концы брёвен лежали на разных повозках. Каждую такую подводу тащили по снегу восьмёрки лошадей, запряжённых попарно цугом.

— Это не весь обоз, княже. Это обоз осадный. Стенобитчики, стало быть…

Воевода оторвался от щели.

— Надо слать весть князю нашему Георгию Всеволодовичу, ребята. Дескать, прибыли наконец гости долгожданные. Какое сегодня число-то?

— Первое февраля уж.

— Ну вот… Готовьте письмо, я насчёт голубя распоряжусь пока.

— Смотрите! — вскрикнул вдруг Мстислав.

Прямо к воротам приближалась процессия из полусотни конных, ведущих на верёвках связанного простоволосого пленника в одних исподних штанах.