Из жизни двух городов. Париж и Лондон - Джонатан Конлин

Постепенно его окружили памятники другим военачальникам, и это место получило название Rendez-Vous des Braves — «Место встречи храбрецов». Могила поэта Жака Делиля стала центром «уголка поэтов», целой группы захоронений литераторов. В 1817 году сюда был перенесен прах Мольера и Лафонтена, где они упокоились по соседству.

Однако местом наибольшего притяжения стал «готический островок» в этом по большей части античном комплексе: могила, в которой лежали Пьер Абеляр и его тайная возлюбленная, его ученица Элоиза. Эта легендарная пара, олицетворение вечной любви, звездные влюбленные, жившие в двенадцатом веке, чьи страдания вдохновили на поэтизацию Средневековья во Франции авторов девятнадцатого века, привлекали толпы посетителей. Гробница Абеляра и Элоизы, сложенная Александром Ленуаром[97] из фрагментов стен аббатства Параклет, уничтоженного во время революции, сейчас находится на реставрации. Хотя некоторые посетители до сих пор задаются вопросом, соединились ли души влюбленных под сенью склепа, само надгробие представляет больший интерес как один из экспонатов новаторского Музея французских памятников, основанного Ленуаром.

В 1794 году, осматривая заброшенный парижский монастырь, Ленуар собрал подлежавшие уничтожению средневековые памятники и статуи, и решил выставить их на обозрение публики. Он устроил собственный «Элизиум» прямо в саду монастыря, создав что-то подобное «кладбищенскому парку» Монсо, но в средневековой стилистике. Памятники были тематически расставлены так, чтобы дать парижанам представление о великолепии средневековой архитектуры и искусства, которые в то время считались примитивными, чуть ли не варварскими.

Рис. 42. Парижские катакомбы.

Кураторы изо всех сил мешали Ленуару создавать новые «оригиналы» из обломков и фрагментов старинных сооружений — этот стиль, позднее подхваченный Пьюджином в Англии, а еще несколько позже — Виоле-ле-Дюком во Франции, получил название «Возрожденная готика» и обязан своим появлением меланхолическому романтизму, в частности, проявившемуся в стиле «Элизиума» Ленуара.

Между тем к югу от реки вовсю кипела работа: с 1810 года Фрошо и генеральный инспектор каменоломен Луи-Этьен-Франсуа Эрикар-Ферран, виконт де-Тюри, были заняты «переоборудованием» катакомб в «сентиментальный» некрополь. В 1815 году, Тюри опубликовал «Описание катакомб», где была документально представлена история этих удивительных сооружений, начиная с расчистки кладбища Невинных в 1785–1786 годах. Вход в катакомбы укрепили, черепа и кости аккуратно сложили вдоль стен так, что они образовали неоклассический орнамент, установили часы посещений и разработали маршруты. Создатели парижских катакомб явно придерживались древних традиций организации римских оссуариев, тесно связанных с ранней историей христианской церкви. Хотя в апреле 1786 года катакомбы освятили и даже поставили рядом с входом часовню, по стилю и общему романтическому настроению они скорее соответствовали поэме Юнга, чем формальному церковному пространству. Позже сюда добавили доски с выдержками из классических текстов и цитатами из произведений великих поэтов.

Всего за полвека, с закладки парка Монсо в 1773 году и до открытия последнего из пригородных кладбищ на Монпарнасе в 1825 году, Парижу удалось в большой степени решить эстетические, санитарные, топографические и религиозные проблемы, с которыми сталкиваются все крупные города в отношении своих мертвецов. Парижские покойники столетиями гнили под открытым небом — возможно, город и в дальнейшем продолжал бы хоронить их в общих могилах, если бы «на помощь» не пришли парки-кладбища Монсо, Эрменонвиль и Женвилье. Возделанные в английском романтическом стиле, напоминавшем произведения Хораса Уолпола и Томаса Уотли, эти bois des tombeaux стали излюбленным местом отдыха и прогулок парижских «англоманов», изящно дополнив собой сады развлечений «Воксхолл» и аркады Пале-Рояля.

В 1780-е годы парки-кладбища переросли вялый сентиментализм Грея и меланхолическое позерство Юнга. Им предстояло решать конкретные задачи. В отличие от «Елисейских полей» Стоу, Сен-Пьер планировал свой «Элизиум» не как убежище от непоправимо испорченного общества. Будучи безнадежным идеалистом, он мечтал, что государство создаст кладбища, которые станут настоящими «школами гражданской добродетели», местом, где истинные заслуги ценятся выше происхождения. Увы, французская революция быстро разрушила надежды аристократов, следовавших идеям Просвещения, которые жаждали сменить бумажные дворянские патенты на более существенный статус высшей элиты общества. В кровавом хаосе Революции идеал романтического кладбищенского парка казалось, был безнадежно утерян; к жизни его вернул Наполеон с помощью Фрошо и других имперских чиновников.

А что же в Лондоне? Здесь вопросами устройства городских кладбищ нового типа занималось отнюдь не правительство, а частные компании. Например, Кенсал-Грин обязано своим созданием Центральным управлением кладбищ, которое обслуживает его и поныне. Управление было детищем адвоката Джорджа Фредерика Кардена. В состав совета директоров компании входили также член парламента Эндрю Споттисвуд, виконт Мильтон, банкир сэр Джон Дин Пол и Август Чарльз Пьюджин. В 1821 году Карден побывал в Париже и посетил кладбище Пер-Лашез, после чего, под впечатлением увиденного, решил создать аналогичный некрополь и у себя на родине. После нескольких неудачных попыток, в мае 1830 года компания выпустила «рекламный проспект нового проекта». При поддержке ведущих политиков партии вигов — например, 3-го маркиза Лэндстдауна, Управление продало акции стоимостью 25 фунтов каждая, а на вырученные деньги приобрело землю. После этого компания объявила конкурс на лучшее дизайнерское решение ограды, ворот, домиков для обслуживающего персонала и часовен.

Между тем ситуация с захоронениями в Лондоне становилась все более критической. С 1801 по 1821 год население английской столицы выросло почти вдвое, между тем как новых площадок под захоронения выделено не было. Приходские кладбища настолько переполнились, что их уровень был на несколько метров выше уровня улиц. И все же более ранние попытки Кардена провести свои идеи в парламенте были встречены с откровенной издевкой. В 1821 году Карден основал похоронную компанию General Burial-Grounds Association и выпустил «рекламный проспект», планируя собрать 300 тысяч фунтов с продажи акций по 50 фунтов каждая и пустить их на создание кладбища в парижском стиле на Примроуз-хилл.

Увы, Карден не смог внятно объяснить цель финансирования, а цена отдельной акции оказалась слишком высока… Сам же проект еще долго представлялся современникам крайне безрассудным, особенно учитывая депрессивные настроения, связанные с банковским кризисом 1825 года. Провал кампании Кардена был связан еще и с тем, что он посмел замахнуться на важнейший аспект жизни — смерть, ведь даже циничные до мозга костей биржевые маклеры из Сити чувствовали, что наживать деньги на смерти близких неэтично. Пережившие кризис 1825 года бизнесмены видели, как «мыльный пузырь» спекулятивных операций на лондонской бирже в одночасье лопнул, и теперь смотрели на выспренние описания будущего «Элизиума» с подозрением и скептицизмом. Знаменательно, пожалуй, то, что над рекламным проспектом компании Кардена работал будущий премьер-министр Великобритании юный Бенджамин Дизраэли.