Эта сука, серая мышь - Ника Сафронова

– Не вздумай! – взмолилась я.

– Да шучу, шучу, не ссы! – Оксанка немного похихикала, а потом снова перешла на деловой тон. – Теперь слушай свою задачу! Для того чтобы нам с Шурком поехать в донорский центр, мне нужно направление из больницы. Пусть Розка возьмет у себя такое направление. Ничего не заполняет, никаких фамилий. Мне нужен только штамп. Остальное я впишу сама. Поняла?

– Зайчонок, ты, правда, сумасшедшая!

– А ты, Балагура, этого не знала?

– Догадывалась, – честно призналась я. – Ну, хорошо. Предположим, Шурок согласился. Направление у тебя есть. Что дальше?

– А дальше все просто, – устало вздохнула Оксанка, – заключу с теткой из донорского центра обоюдовыгодную сделку – я ей деньги, она мне кровь.

Что ж, поразмыслив немного, я пришла к заключению, что план не так уж плох.

И вот сегодня наступил самый решающий день. День, когда Оксанка пойдет договариваться с Шурком.

Я сидела как на иголках. Не могла ни разговаривать с бабуленькой, ни даже отвлечься на Славика, который крутился возле меня с тех пор, как ушла Светлана. Он соскучился, хотел моего внимания, а я не сводила глаз с круглого циферблата.

Половина четвертого. Вот-вот должна появиться Оксанка забирать мальчика в секцию. Господи, помоги моей безумной подруге! Сделай так, чтобы у нее все получилось!

Без двадцати… Без четверти… Наконец-то!

Я бросилась открывать.

– Славик! Собирайся скорей! Почему ты до сих пор не одет? – раздраженно бросила я на ходу.

– О, – всплеснула руками бабуленька, – сидела, сидела, опомнилась!

У Дороховой при виде меня вытянулось лицо.

– А ты чего это уже приперлась? Вроде карантин всю жизнь двадцать один день был!

– Сбежала под расписку, – не моргнув глазом, соврала я. – Привет, зайчонок! – Я полезла обниматься к Оксанке.

Но она стала меня отпихивать:

– Ну, давай еще я сейчас загремлю под фанфары с каким-нибудь церебральным параличом!

– Оксана, привет! – выглянул из-за моей спины Славик, которому Старый Пляж зашнуровывала ботинки.

– Привет, малыш! – радостно откликнулась Оксанка. – Здравствуйте, баб Вер!

– Здорово, беспутница! – проворчала бабуленька. – Ты во что там впуталась опять? Зачем тебе направление понадобилось?

Вот любопытная старушенция! Но Оксанка врушка еще почище меня!

– Это я, баб Вер, путевку себе на Золотые пески выбивать буду.

– Ну, ты посмотри на нее! Вертихвостка эдакая! В Москве ей мужиков мало!

Оксанка же, не обратив на это высказывание никакого внимания, спросила у меня сквозь зубы:

– Взяла?

– Да! – сияя глазами, подтвердила я. – Сейчас одеваюсь, и едем!

– Ты-то куда?! – вскричала было Дорохова, но, взглянув на бабуленьку, терзающую Славика своими нравоучениями, понизила голос до зловещего шепота: – Ты-то куда собралась? Ты в больнице! При смерти лежишь! Я ж для твоей операции кровь беру!.. Шурок, между прочим, уже в курсе, что ты госпитализирована. Он сам у меня поинтересовался, почему ты не приходишь. – Тут Оксанка хитро сощурилась. – По-моему, он испытывает к тебе далеко не братские чувства!

– Да брось ты, зайчонок, ерунду городить! – отмахнулась я. – Я все равно поеду! Отвезу вас, а сама в машине подожду! Не выдержу дома!

И мы поехали.

Оксанка, выйдя из спортивного комплекса и влезая в машину, сказала:

– Готов! Завтра с утра встречаемся у донорского центра! Как ей это удалось, я не знаю!

Конечно, я выясняла у нее все подробности. И она трижды пересказывала мне свой диалог с Шурком. А потом еще трижды – свой диалог с теткой из донорского центра, которая, к слову сказать, оказалась дядькой. Но я все равно не понимаю.

Как мозг, находящийся в этой маленькой, как абрикос, голове, мог додуматься до подобного плана?!

Так или иначе, но вслед за тем наступил другой решающий день.

У меня уже была предварительная договоренность с Сальвадором. Оставалось выполнить последнее из его поручений. Сходить в церковь и причаститься, перед тем как он положит конец моим мучениям.

Я встала очень рано. Служба начиналась в восемь утра, и я хотела поспеть минут за пятнадцать до начала. Нельзя же идти просто так! Нужно настроиться. Я совсем не знала, как ведут себя люди, когда исповедуются. Что говорить? В чем каяться? Я знала только, что женщины должны ходить в церковь с покрытой головой и по возможности надевать длинные юбки.

У меня была всего одна такая, но зато аж до самых пят. Вытянув из шкафа свою, некогда очень любимую, бежевую юбку, я стала одеваться. Странно, но пуговица на мне едва застегнулась.

Господи, да у меня же уже начал расти животик!

Сама не своя от счастья, я побежала в прихожую. Встала в профиль перед огромным трюмо и, приспустив юбку, принялась себя изучать.

У-у, ничего еще не видно! Плоский, как был!

– Чего колготишься здесь?

Из туалета неожиданно возникло привидение бабушки. Елки-палки! Едва заикой не осталась из-за нее! Интересно, что она делала в туалете в полнейшей тишине?

– А ну-ка, деточка, может, ты пособишь? Вопрос шибко мудреный попался. Битый час не разгадаю. – Старый Пляж достала из подмышки сборник кроссвордов, тем самым полностью разъяснив свое молчаливое пребывание в нужнике. Пошуршав страницами, она воскликнула: – Во! Слушай! Насекомое, уши которого расположены в голенях первой пары ног. – Бабушкины очки выжидающе блеснули. – Таракан не подходит!..

– Да откуда мне знать-то, бабуль? Я вообще никогда насекомых с ушами не видела.

– Вот то-то и оно. Чебурашка разве что… Старушка, недовольно кряхтя, удалилась на кухню.

Я же торопливо продолжила сборы. Сунула в сумку газовый шарфик. Прихватила пакет, в котором лежало все для проведения ритуала: и нож с черной ручкой, и красная чашка. Все, за исключением того, что я куплю в церкви, и самого главного.

Пройдя к холодильнику, я вытащила из морозилки ампулу с кровью, которая была зашифрована у меня под мороженое «Твикс». Обернула, чтобы не разбилась, носовым платком. И для верности запихнула еще в металлическую крышку от термоса.

– Чего ты там химичишь? – полюбопытствовала бабуленька, засыпая в литровую чашку две столовые ложки кофе.

Вот человечище! А потом еще удивляется, что ее бессонница мучит!

– Да вот, для работы нужно. Специальная краска.

Надо же! Как профессионально я научилась лгать за каких-то два месяца. То ли еще будет! Надеюсь, мой маленький, ты не переймешь у своей мамы это качество?

Народу в церкви было немного. Все тихо сновали, кто – покупая свечи, кто – расставляя их перед образами, а кто просто – истово крестясь на выбранного себе в слушатели святого.