Рокот - Анна Кондакова

– На кухне есть и в ванной.

Стас внимательно посмотрел на девочку. Ухоженная, не забитая, не стеснительная, вполне довольная жизнью. Он силился понять, знает ли ребенок, что его взяли из детдома.

– Тебе здесь нравится?

– У дяди Кости? Конечно. Мы называем его «папа», но он нам не папа.

Стас кивнул: значит, знает.

– Он не обижает вас?

Вопрос показался девочке неуместным и даже оскорбительным. Она нахмурилась.

– Нет. – Настя просунула ладошку в воротник платья и вынула подвеску на серебристой цепочке. – Смотри, красиво? Это папиной бабушки. У нас у всех такие есть, и у папы – тоже. Это значит, что мы одна семья.

Маленькими пальцами Настя держала кулон в виде цельного круга с белым камешком посередине.

– Красиво же? – допытывала она.

– Красиво, – согласился Стас. – И что этот кулон означает?

– Как что? Нашу любовь. – Настя улыбнулась, спрятала кулон и, подскакивая на одной ноге, поспешила к отцу.

Стас проводил ее взглядом и отправился на второй этаж.

Уже наверху, в узком коридоре, он столкнулся с Кешей. Между охапкой темных мужских халатов и охапкой полотенец мелькнула его рыжая макушка и серьезная физиономия.

– Я не знаю, какой нужен, – пробубнил он. – Взял все. По параметрам они схожи: длина и ширина, состав ткани. Только цвет разный.

Стас усмехнулся. Этот рыжий пацан немного напомнил ему Роберта Ульянова в детстве, такое же дотошный и серьезный.

Он поблагодарил мальчишку за помощь и вытянул из груды тряпья первое попавшееся полотенце, по тому же принципу выбрал и халат. Закрывшись в ванной, он выкинул ставшие липкими пилюли в мусорное ведро. Повесил на крючок полотенце, бросил халат на крышку высокой корзины для белья, что стояла в углу у стиральной машины, и принялся раздеваться.

Избавить себя от мокрой одежды он мечтал бесконечные полтора часа.

Снял измятый и измазанный в глине пиджак, расстегнул пуговицы на облепившей тело рубашке и стянул ее с ощущением, будто отодрал от кожи пленку. Сбросил чавкающие при каждом шаге туфли вместе с носками и тяжелые от влаги джинсы. Как мог, выжал из одежды воду и все, кроме туфель, сунул в барабан стиральной машины, выбрал программу сушки.

Потом быстро залез под душ и смыл с себя грязь и пот.

Сухая прохладная ткань халата приятно окутала тело, согрела и чуть расслабила напряженные мышцы. Стас уселся на край ванны и развязал узел на бинтах, помогая себе зубами. Скомкал и выбросил повязку в мусорное ведро, где уже валялись розовые пилюли. Осмотрел пальцы, согнул их и разогнул.

На ум автоматически пришел Егор.

Надо бы рассказать Марьяне об угрозе, которую брат для нее представляет, но никак не подворачивается случай…

«Врешь, случаев было предостаточно», – казалось, это прожужжал барабан стиральной машины.

Стас резко поднялся, сунул ноги в огромные шлепанцы, что обнаружил у двери, и вышел из ванной. Внизу, в светлой просторной столовой, его ожидали. За столом сидели Марьяна и Роберт, и при появлении Стаса они заулыбались, даже обиженный друг.

– В бордовом халате ты похож на графа Дракулу, – усмехнулся он. – Если б не шлепанцы, был бы вылитый он.

– Кажется, Дракула не был блондином, – заметила Марьяна.

Стас оглядел столовую в поисках хозяина дома.

– А где Константин Михайлович?

– Он вышел, – сообщила Марьяна. – Мы не стали тебя ждать, чтобы время не тратить, и показали ему магнитофон и книгу. Он на все это долго смотрел и…

– …ничего не вспомнил, – дополнил Роберт с разочарованием. – А потом заявил, что ему надо выйти… э… подумать… – Пока Роберт произносил слово «выйти», в его глазах росло беспокойство, как только он сказал слово «подумать», то окончательно понял, что произошло.

– Вот черт! – Стас скинул с себя неудобные шлепанцы и босиком рванул на улицу.

* * *

Константин Михайлович сидел на земле, прижавшись спиной к калитке. Ствол ружья подпирал его подбородок.

Стас насилу удержал себя от вопля и замер у двери: любое резкое движение могло спровоцировать выстрел. Он спустился с крыльца и, неслышно ступая по холодной, увлажненной туманом тротуарной плитке, произнес с предельным безразличием:

– Думаю, не нужно этого делать.

Константин Михайлович не повернул головы, только крепче сжал цевье.

Рядом у его ног лежала потрепанная книга Брэдбери, и бормотала «Электроника»:

– Смотри, Пол, сколько одуванчиков, там, дальше. Видишь? Красиво? Да-да, точно… Я их тебе уже дарил. Однажды даже в виде вина.

Следом зазвучал смех, беспокойный и принужденный.

В свете прожекторов Стас увидел, что мужчина плачет. Его лицо блестело от слез. Стас и понятия не имел, что нужно говорить в таких случаях, но шаг за шагом приближался к Константину Михайловичу. Мужчина, казалось, не замечал его.

Подойдя ближе, Стас услышал, как он шепчет:

– От моего сердца к твоему солнцу… твоему солнцу… со-о-олнцу…

Стас нахмурился. Что рыболов вспомнил? Он ведь явно что-то вспомнил.

– Не нужно, уберите ружье, – сказал Стас. Тихо, но твердо. – Вспомните о детях. Настя, – он сделал паузу, – Дима. – И снова пауза. – Кеша. Если вас не будет, им придется вернуться обратно, откуда вы их забрали. Вы не имеете права обрекать их на это. Вы не имеете права. Не имеете. Права.

Мужчина поднял на Стаса глаза, опухшие и все еще слезящиеся.

– Это я. Это я… я… я. Это я. – Он затрясся. – Моя Пол. Моя Пол. Что я натворил… я ведь не хотел… господи, Пол, я не хотел…

Стас остановился от него в паре шагов. Голые ступни холодил бетон дорожки.

– Что вы натворили?

– Я не помнил, я ничего этого не помнил. – Лицо Константина Михайловича внезапно исказилось гневом, побагровело. – А ты… ты пришел и заставил меня вспомнить. Я не хочу этого помнить! Не хочу! – Он перехватил ружье в другую руку, вскочил на ноги и направил дуло на Стаса. – Верни мне мое забвение! – закричал он. – Верни мне его! Верни!

В это время «Электроника» у калитки громко скрежетала и издавала звуки льющейся воды.

Стас попятился, выставил ладони.

– Послушайте… послушайте, мы ведь не хотели причинять вам боль, простите нас. Но Полина…

– Не произноси! Не произноси ее имя!

– Мы должны найти…

– Вы не найдете ее. Только я знаю, где она и что с ней случилось. – Мужчина подошел к Стасу. Ствол ружья уперся ему в голую грудь, ровно между отворотами халата. – Только я все знаю, потому что это я ее убил. Это сделал я… Я. Убил. Ее.