Третий экипаж - Алексей Гребенников

– Никаких!

– Что вам снится?

– Скудоумный пейзаж, тайтай. Как на западном берегу Красного моря. Голые оплавленные камни. А я в шортах и босиком. И голова непокрыта.

– Не пытались навернуть рубашку на голову?

– Наверное, я боюсь… Там, в своем сне, я всего боюсь… Говорю же, я там, во сне, даже хромаю. Лучше страдать под палящим солнцем, чем снова оказаться в руках террористов. Я там бреду один под палящим солнцем, и всё вокруг выжжено. Даже возникающие вдали домики кажутся раскаленными. У меня мозг вскипает!

– Вы входите в поселение? Стучитесь в первую попавшуюся дверь?

– О нет, тайтай. Я боюсь. У меня от зноя голова раскалывается.

– Но тайком заглядываете в окно?

– Только тайком.

– И что там видите?

– Никогда не угадаете, тайтай.

– Никакого зноя? Прохлада и ковры?

– Не надо об этом, тайтай!

– И те самые люди?

– Не надо, тайтай.

– Расскажите, что вас мучает, Вито?

– Не знаю… Правда, не знаю… Нас приучили к тому, что истинный Разум не агрессивен, но за семь часов, проведенных с террористами, у меня всё перевернулось в голове… Эти люди только и делали, что рассуждали об истинном Разуме… Они считали себя единственными представителями истинного Разума… И между делом убивали заложников. Одного – в полчаса. Они точно выдерживали время. Нас осталось девять человек. Мы сидели в банкетном зале ресторана за круглым столом. Он был накрыт для какой-то компании, не успевшей к торжеству. Было много фруктов, всё только самое свежее. Там было даже мое любимое вино, тайтай, хотя должен заметить, что насилие и вкус как-то несовместимы. «Выпейте, Цаппи, следующим будете вы». Террористы, как всегда, требовали у правительства выдачи господина У. Я прекрасно знал, что господина У за меня никогда не отдадут, поэтому сказал: «Это убийство». Они огорченно согласились. Я спросил: «Зачем меня убивать, если господина У вам всё равно не выдадут?» Они ответили: «Человеческую Мораль нужно постоянно подпитывать новым смыслом». Именно так. Они всё время рассуждали об истинном Разуме. Они были убеждены, что отказ от проекта «Узза» вернет человеческой истории естественный природный ритм. «Выпейте, Цаппи, следующим будете вы». Вот тогда я и начал мысленно прихрамывать. Я хотел, чтобы меня пожалели. А они явно хотели, чтобы до меня дошло: чем больше на Земле проливается человеческой крови, тем гибче становится Мораль. «Зачем убивать меня? – спросил я. – Зачем уничтожать «Уззу»? Почему вы не хотите проверить, что нас ждет в космосе?» Мне ответили: «Нельзя путешествовать на чужом корабле, не став Чужими». Я спросил: «Для кого чужими?» Они ответили: «Для землян».

– И что вы думаете об этом?

– Ничего, но стараюсь прихрамывать.

– А за тем окном… Что вы там увидели?

– Всё равно не поверите, тайтай.

– Что-нибудь страшное?

– Внешне это был просто домик… Но я тайком заглянул в окно… Я знал, что увижу обыкновенную пыльную комнату, низкую мебель, ковры…

– А увидели?

– Розового фламинго!

– Пожалуйста, объясните.

– Вы скажете, это вздор, тайтай, и я не стану спорить. Конечно, вздор! Как такое может быть? Тайком заглядываешь в небольшое окно небольшого домика, а видишь узкий залив, облака над темной водой и ажурный мостик, на котором стоит розовый фламинго. Да, да, фламинго, тайтай! И с небом там что-то такое происходило. Оно будто проваливалось, вкручивалось в какую-то воронку. Не знаю, как вам объяснить. Но с той минуты, тайтай, я прихрамываю еще сильнее…

йота

Однажды… Не я, конечно… Один мой друг…

Ну так вот, однажды мой друг проснулся в собственной квартире и вдруг – oops: в собственной постели обнаружил неизвестное живое устройство…

Контрольные экраны наводят иногда на очень странные мысли.

Coma Berenices. Никогда на Земле я не поднимал глаз к этому созвездию.

В Волосах Вероники шестьдесят четыре звезды – немало, учитывая, что практически каждую можно видеть невооружённым глазом, но никогда на Земле я не думал о черном пространстве между Волопасом, Девой, Львом и Гончими Псами, об этом черном бездонном пространстве, в котором чудесно разбросаны звездные пряди древней царицы…

Господин У был великий строитель. Он был окружен людьми понимающими. По чертежам, полученным из космоса, господин У построил «Уззу» – корабль поистине пожирающий пространство. Да, тип корабля не определен, тип двигателя не установлен, но расстояния ему нипочем. Шаровые скопления, пекулярные галактики, траурные пылевые облака – ничто не может остановить «Уззу». Отправляясь на войну с сирийцами, царь Эвергет слишком долго не подавал о себе вестей, поэтому Вероника отдала свои волосы в храм Афродиты… А моя девушка, провожая меня, плакала…

Звездные петли, золотые волокна, струйные выбросы…

Кто смотрит на нас из звездных глубин? Что мерцает во тьме, в которой не за что уцепиться взгляду? Зеленоватые струи света как слезы щемили сердце, но на параллельном экране, готовясь к очередной охоте на мышей, стармех Бекович уже строго строил своих ремонтных роботов.

«Там, где я начертил ноль, всегда должна стоять единица!»

Легко подчеркивать превосходство, будучи человеком.

«Чтобы далеко не ходить, пойдём дальше!»

Роботы ничего не понимали, но ослушаться не могли.

И давил, давил на уши процеженный фильтрами рёв кипящего за бортом холода…

каппа

Черный Ганс, как всегда, был окружен вкусными ароматами.

«Кто там шумит в санзоне, Ганс?» – «Старший техник Цаппи». – «Почему он так шумит?» – «Налаживает дружеские контакты».

Черный Ганс умел объяснять. Всего лишь кофейный аппарат, но монтировали его как собеседника – на все случаи жизни. «Горацио считает это всё игрой воображенья и не верит в ваш призрак, дважды виденный подряд…» Трудно принять Вито Цаппи за Горацио, но настырность старшего техника всем известна. Почему-то Вито решил, что в одном из туалетов санзоны заперся стармех, объяснил мне Черный Ганс. Вито утверждает, что время от времени стармех приоткрывает дверь и выпускает на палубу мышей. Возможно, предположил Черный Ганс, стармеху Бековичу некого больше отлавливать и в охоте на мышей он вышел на второй круг…

«Но Бекович в кают-компании!»

Вито Цаппи, конечно, не верил.

Я с трудом убедил его подняться наверх.

И первый, кого мы увидели в кают-компании, был стармех Бекович.

Он уютно устроился в угловом кресле – губастый, наглый, багроволицый. Человек из Мазендерана. Туманные голографические фигуры в длинных развевающихся плащах бодро бряцали перед ним шпагами. Навигаторам Конраду и Леонтьеву живой концерт ничуть не мешал; они потягивали вишневый сок и, как всегда, обсуждали любовь во Вселенной.