Проект особого значения. Версия 20.23 - Андрей Леонидович Зорин

исчезли с экранов. Видимо, они находились ближе к эпицентрам…

Администратор зачарованно глядел на стремительно гаснущие экраны техников. Срывая голос, Котомкин закричал:

– Нужно что-то предпринять! Быстро!

Наконец кто-то из техников добежал до шахт, по которым можно было вернуться на кольца. Вот только ремни попросту расплавились от бешеных температур. Обезумевшие от страха бедолаги начали прыгать в прозрачную шахту. Страховочный механизм тоже подвел. Какое-то время они медленно дрейфовали вниз, а затем, мягко подхваченные искусственной гравитацией, стремительно набирали скорость и разбивались насмерть.

Те же, кто оставался наедине с бушующими порывами пламени, истерически просили администратора о спасении. Тот продолжал молча наблюдать за развернувшейся трагедией.

– Отдайте приказ! Есть лишь одно единственно верное решение, но поступить так с людьми…

– Я… Я… Да сделайте же что-нибудь, черт вас дери! Инженеры вы или кто?! – опомнился администратор.

Чичиков открыл было рот… Его губы зашевелились, но изо рта не раздалось ни звука. Графф мрачно посмотрел на гаснущие экраны, после чего закрыл глаза ладонями. Чего он-то молчит!

«Понятно, никто не собирается брать ответственность. Видимо, все самые мерзкие решения на мне».

– Задрайте люки, – спокойно сказал Котомкин.

– Что вы сказали? – спросил администратор тоном рассерженного сонного человека.

Как можно спокойнее Котомкин объяснил:

– Там все загорелось из-за обогащенного кислородом воздуха, но он быстро иссяк. Прямо сейчас по стыковочным шахтам туда засасывается кислород с колец. Если вы не изолируете стержневую блок-секцию, огонь будет только разрастаться. Мы рискуем потерять всю станцию!

– Я…

– Скорее, чтоб вас!

– Я… Я… Так быть не должно! Это все какая-то ошибка!

Люди продолжали прыгать в шахту. Их крики прерывались жесткими ударами о карбоновый пол. Устрашающий холмик из замерших полузапекшихся тел исходил густым белым дымом.

Котомкин отпихнул администратора, выдернул переговорную бусину из уха и четко скомандовал:

– Заслон, задраить все люки и закрыть все стыковочные шахты, ведущие на стержень!

Люки тут же закрылись.

– П-постойте! А как же люди! Там сейчас больше сотни человек! – истерически закричал один из инженеров-шестерок.

– На счету каждая секунда, – Котомкин поразился, как жестко прозвучал собственный голос. – В стержне находится термоядерный реактор. Как думаете, что будет, если огонь пройдет через защитную оболочку?

На лице инженера проявился ужас осознания.

Несколько бесконечно долгих минут все наблюдали за тем, как один за другим молящие о пощаде голоса замолкали в страшном пожарище. Наконец, весь кислород выгорел, и наступила зловещая тишина. Котомкин почувствовал, как к горлу подкатывает комок. В этот раз тошнота не была связана с недугом.

Всеобщую оглушающую тишину нарушил Гедимин Гаврилович Графф.

– Ваши преступные действия, господин администратор, повлекли за собой ужасную катастрофу, – слова были произнесены с торжественной суровостью.

Голос, поза, обличающий строгий взгляд – все выражало справедливый гнев и холодную уверенность. На секунду Котомкин решил, что профессор репетировал, но тут же отбросил нелепую мысль.

– Вы не имеете права мне такое говорить! – Борисов старался придать голосу властности, но вместо этого получилась скорее истерика.

– Теперь имею. На заре проектирования «ЗАСЛОНа-10» мы, инженеры Заслоновской Академии, всеми правдами и неправдами протолкнули одно важное условие эксплуатации.

– Нет, вы не можете! Это же просто формальность, анекдот! Глупая приписка к никому не нужной декларации! – администратор чуть не перешел на визг.

Графф сделал широкий шаг к столу администратора. Скандируя каждое слово, главный инженер ритмично хлопал по столу. От каждого удара ладони о хромированный стол администратор болезненно содрогался:

– В случае, если протоколы безопасности Заслона не справляются, нейрокомплекс следует считать скомпрометированным. С этого момента в силу вступит особый протокол безопасности номер одиннадцать. Для выхода из кризисной ситуации и решения поставленных задач я, Гедимин Графф, главный инженер станции, и подконтрольные мне инженеры получаем чрезвычайные полномочия.

Администратор вжался в кресло и в благоговейном ужасе наблюдал за Граффом. В этот момент Котомкин увидел на лице старого профессора злорадную улыбку. Перед ним будто стоял незнакомец.

Графф повернулся к ошеломленным инженерам:

– А теперь, господа, давайте решим проблему по старинке!

В ответ раздалось лишь тяжелое молчание.

* * *

– Таким образом, на данный момент способов борьбы с Организмом у нас нет.

Котомкин завершил отчет и взглянул на слушателей. За длинным столом находился избранный совет инженеров «Эгиды» во главе с Гедимином Граффом. Первым подал голос один из самых возрастных инженеров – академик Густилин:

– Обыкновенный слизевик производит электролиз воды? Для создания пожароопасной среды насыщает кислородом воздух и создает взрывчатку из подручных материалов? Абсурд!

– «Колокола» – не просто взрывчатка, – спокойно ответил Котомкин. – Речь про сложную конструкцию, концентрирующую энергию взрыва в одной точке. Даже больше того. Каким-то образом Организм знал, куда нужно «выстрелить».

– Еще больший абсурд! – отрицательно помотал головой инженер. – У вас есть доказательства, что причиной взрывов стал «грибок»?

Котомкин не знал, что возразить. На стержне произошло пять взрывов, после которых на среднем кольце – «Диметее» – появилось пять независимых очагов заражения «грибком».

Следующим заговорил инженер-проектировщик по фамилии Сухов, до этого внимательно изучавший текстовую версию отчета.

– Судя по этим данным, мы можем быть уверены, что пожар не повредил основные системы станции. Но что насчет «Молнии»? Даже мельчайшее нарушение целостности шахты может привести к катастрофе.

– Пусковую шахту электромагнитного ускорителя масс я проверял с особой тщательностью. Горению подверглись только стены, дроны, мелкая электроника и сам Организм.

«А еще люди…».

Инженер-проектировщик продолжил:

– Уверен, с помощью Заслона мы быстро вернем станции надлежащий вид.

– Исключено, – строго сказал Графф. – Заслон скомпрометирован.

Сухов помрачнел.

– Заслон исправно работал годами. Я уверен…

– А я уверен, что пользоваться не вызывающей доверия технологией попросту опасно и глупо! – Графф заметно повысил голос. Такого Котомкину еще не приходилось слышать.

Сухов сжал кулаки:

– Мне кажется, кто-то в этой комнате не может трезво оценить ситуацию.

Повисла тишина. Все ждали, что произойдет дальше, но Графф никак не отреагировал на выпад.

– Обсудим это позже, – только и сказал профессор. Затем, пригладив седую прядь, как ни в чем ни бывало обратился к Котомкину: – Прекрасный отчет, Сергей Павлович, прекрасный! Не соглашусь с вами только по одному пункту. У нас есть способ борьбы с Организмом. Прямо сейчас вы все увидите своими глазами.

С этими словами в помещение ввезли тележку с изолирующей камерой. Вошедшая следом Вера выглядела подавленной.

– Будьте добры, Верочка, расскажите, что там, – с улыбкой сказал Графф.

Вера уставилась на камеру невидящим взглядом.

– Да… Конечно. Гедимин Гаврилович предложил мне опробовать в борьбе с Организмом инертные газы… Ой, – Вера постоянно сбивалась, делала паузы, будто думала о чем-то совершенно другом. – Результат вы увидите прямо сейчас.

Графф умело подхватил повисшую паузу:

– Вера Александровна, конечно, мне льстит. Лишь изучив отчеты столь талантливого генетика, я смог прийти к выводу: