Проект особого значения. Версия 20.23 - Андрей Леонидович Зорин

врачевателя. Нос слегка захолодило, во рту появился металлический привкус.

– Да боже ты мой! – в сердцах бросила Вера, после чего взяла со стола ватку и принялась вытирать закровившую ноздрю Котомкина.

– От души лупите, – сказал он потерянно.

– Рука тяжелая, – извиняющимся тоном начала Вера, но остановилась и продолжила с упреком: – Я же тебе говорила! Если почувствуешь малейшие признаки недомогания, то сразу сообщи! Почему молчал, Сергей?

«Значит, мы теперь на ты?»

– Да как сказать, Вера, – деланно морщась от боли, ответил Котомкин, – привычка, что ли.

– Ничего себе, привычка! – сказала Вера без тени жалости. – Ты чуть не умер на том полу…

На какое-то время они замолчали. Нос слегка саднил, щека прошла. Не хотелось разговаривать со своим обидчиком, но больше было не с кем:

– Скажи лучше, что там происходит?

– Не знаю, меня, как и тебя, здесь заперли. Впрочем, я мельком слышала, как Гедимин Гаврилович спорил с администратором. Пытался доказать, что десятый протокол ни в коем случае нельзя применять. А что за протокол, к слову?

– Это связано с числом десять в названии Заслона.

– Признаться, я думала, это версия такая.

Котомкину не хотелось пускаться в пространные объяснения. Впрочем, никаких альтернатив не предвиделось.

– В процессе развития Заслон выделил несколько алгоритмических комплексов действий на случай непредвиденных ситуаций. Проще говоря, способов решения нетиповых задач. Еще их можно назвать тактиками, но здесь, на «Эгиде», они превратились в протоколы безопасности. Всего их десять штук. Протокол номер десять – инфильтрация. Последний и самый агрессивный метод борьбы с угрозой.

Вера ненадолго задумалась и выдала:

– Получается, что протоколы безопасности – иммунная система.

– Что?

– Ну, «Эгида» – тело, Заслон – мозг, а протоколы как иммунитет. Только не пойму, кто в таком случае люди.

Тут уже Котомкин призадумался:

– Паразиты.

Вера засмеялась.

– Нет, серьезно говорю. Заслону ведь пришлось на огромные издержки пойти, чтобы запихать на станцию людей.

– Тогда зачем?

– Политика и ничего больше. Отправлять станцию без людей – «недемократично».

Котомкин увлекся и еще долго продолжал рассуждать об отношениях людей и машин:

– …люди пока не настолько доверяют машине. К тому же есть профсоюзы рабочих и огромная инфраструктура по подготовке спецов. Если в одночасье им всем сказать: «Ищите новую работу», начнется черт-те что! Но вот если все постепенно случится, тогда нормально. Захиреют школы, переведутся спецы, и все случится само собой.

Вера лукаво улыбнулась и сказала:

– Да уж, не завидую твоей жене.

– Чего?

– Зануда вы, Сергей Палыч! – весело пояснила она.

– А, ты про это, – улыбнулся Котомкин. – Слушай, а чего ты на колонизацию отправилась? Гиблое же дело – за столько лет ни одна колония не преуспела. Вышла бы замуж, ну или карьеру развивала.

– Замуж? – удивленно спросила Вера. – Никогда замужней жизни не искала. Всегда вокруг были мужчины, и я как-то думала: само должно получиться. Но, видишь, все нет его, мужа.

«Вот дает девушка, только про мужа и услышала!»

– Но, с другой стороны, и хорошо. Ты мой характер изучил уже. Вот скажи, разве можно такую вытерпеть?

Котомкин припомнил, что за короткое знакомство Вера уже два раза его припечатала. Причем один раз буквально!

– А сам-то что? Вон уже какой дядька здоровый.

– А я был женат, – спокойно сказал Котомкин.

– Развод?

– Развод.

– И что случилось? За молодыми аспирантками ухлестывали, Сергей Палыч? Как наш общий знакомый?

Котомкин сразу понял, кого имела в виду Вера. У Гедимина Гавриловича много было прекрасных качеств, но и пару грешков он на душу взял. Если только пару. На мгновение Котомкин задумался о характере отношений молодой девушки и старого профессора, но тут же отогнал дурацкие мысли. Ему-то какое дело?

– Ну как сказать. Действительно, дело в том, что в моей жизни всегда была та, которой я отдавал гораздо больше, чем семье.

Вера чуть поджала губы, скулы угрожающе заострились. Несколько тягостных мгновений Котомкин смаковал повисшее напряжение, но затем все-таки сознался.

– Речь про науку, конечно, – не без удовольствия Котомкин отметил, как девушка расслабилась. – Бесконечные командировки, проектная деятельность, современные разработки. Я всего себя посвятил прекрасной, как мне тогда казалось, идее – обставить «ЗАСЛОН-10». Ну и она устала – жена то есть. Просто устала, и все.

– И в итоге что?

– Что?

– Обставил?

– Да, обставил. Мои проектные решения оказывались эргономичнее, эффективнее, изобретательнее. В свое время из-за этого даже шумиха поднялась. В новостях писали.

– Слушай, а ведь припоминаю что-то такое! Невероятно.

– Правда, разница составляла процентные доли. И такой результат требовал максимальной отдачи. В конце концов, я просто сгорел. В итоге ситуацию с монополией Заслона переломить не вышло. Даже напротив. Для других мой пример стал нарицательным.

Вера странно посмотрела на Котомкина, а затем вдруг спросила:

– Слушай, а что за «ПБ № 11»?

«Как странно».

– Откуда ты это услышала?

– Я? Да так, где-то, уже не помню, – смешалась Вера.

– Молодые инженеры думают, что это такая шутка. Мол, когда все десять протоколов Заслона оказываются бесполезны, в силу вступает «ПБ № 11». Только это не «Протокол Безопасности-11», а «Полная Безнадега-11».

«Вот только это вовсе не шутка».

– И что эта полная безнадега значит?

С шипящим звуком отошла заслонка люка, и в «камеру» протиснулось несколько плотных фигур.

– Вам уже лучше? Тогда пройдемте, – выплюнул ведущий эскорта так, словно произносил оскорбления.

Котомкин молча встал промеж двух охранников. Те уперлись в него плечами и настороженно следили за каждым движением. Интересно, как они думают, куда бы он мог отсюда сбежать?

– Отвечая на второй твой вопрос: «Чтобы вернуть старый должок». Поэтому и полетела, – сказала Вера неуверенным тоном.

Котомкин хотел обернуться, но один из конвоиров легонько ткнул его в спину, и помещение для задержанных осталось позади.

«Какой еще должок? Нелепица».

Конвой двигался по оживленным магистральным галереям станции. Зрелище вызвало немалый интерес у публики. Котомкин слышал удивленные перешептывания, видел осуждающие взгляды и торжествующие улыбки. Да, к инженерам станции «Эгида» особой любви не питали. Или дело в просочившихся слухах? Мол, инженер попытался поднять мятеж, за что и был оперативно задержан. Бывший зам бы не удивился, окажись он самым ненавидимым человеком на станции.

В конце концов, Котомкин оказался перед личным кабинетом Федора Васильевича Борисова, администратора станции «Эгида». Каждый раз он стучался в эти двери с внутренним содроганием. Почему-то теперь страха не было вовсе. Со спокойным сердцем Сергей Котомкин шагнул внутрь.

Из просторных панорамных окон открывался отличный вид на приближающийся Юпитер – будущую миссию, в которой Котомкин, видимо, уже не примет участия.

Помимо самого администратора, в комнате находились Графф, Поминайкин (который при виде Котомкина принялся неистово ерзать на стуле) и еще несколько инженеров «Эгиды».

Борисов расслабленно