Страшный советник. Путешествие в страну слонов, йогов и Камасутры (сборник) - Алексей Шебаршин

– Ступайте! – приказал Читу и спросил Хидаят Хана: – Что ты хочешь в награду?

– Я хотел бы получить седло Пир Хана, и ничего более!

– Ай, подлец! – тихо прошептал мне Пир Хан. – Ведь в него зашиты все мои деньги! Пусть попробует! Нам пора бежать, Амир Али, они уходят!

Страх прибавил нам прыти – в мгновение ока мы добежали до нашей палатки и быстро собрали вещи. Сделав это, мы бросились к нашим коням и рванулись с места во весь опор, однако, увы, мы опоздали. Из темноты на нас с дикими криками налетел отряд всадников, и нам пришлось вступить в жестокий бой. Я зарубил одного всадника, опрокинул другого и вместе с Пир Ханом умчался в ночную мглу, которая скрыла нас от преследователей.

Через некоторое время я сбавил ход и увидел, что за мной скачут несколько моих товарищей. Из лагеря, оставшегося позади нас, доносились крики пиндари и выстрелы из мушкетов, но за нами никто не гнался. Мы долго ждали, не появится ли еще кто-нибудь из наших, но так и не дождались. Постепенно шум и крики в лагере пиндари стихли, и лишь непогасшие костры выдавали присутствие огромного войска. Иногда слабый ветер доносил до нас оттуда лошадиное ржание, а затем ночь опять погружалась в тишину. Ждать дальше не было смысла, и я нарушил тягостное молчание.

– Сколько осталось наших? – спросил я Пир Хана.

– Одиннадцать, – ответил он. – Остальные, видимо, погибли.

– Дай бог, если так, – вздохнул я. – Лучше им умереть от меча или копья, чем попасть в руки пиндари, которые подвергнут их немилосердным пыткам. Кто не вернулся? Моти, ты здесь?

– Увы, нет, Амир Али. Моти выбили из седла. Я попытался на скаку зарубить пиндари, который ранил Моти, но было темно и плохо видно, и мой удар прошел мимо.

– Кого еще нет среди нас? – спросил я, подавив в себе горе, ибо Моти Рам был мне за родного брата. – Отзовитесь, пусть каждый назовет себя.

Выяснилось, что несколько самых лучших из наших людей, а также наши слуги погибли в лагере. Помолясь за них, мы отправились домой, в Джалоне. Путь был трудный, дорога длинная, и, кроме того, нас много раз останавливала полиция и стражники, подозревая в нас пиндари. Впрочем, благодаря моему красноречию и разрешению на проезд через английские владения, которым я смог заручиться у одного знакомого, мы благополучно миновали все препятствия и через много дней пути прибыли в родной Джалоне.

Лишь через несколько лет я узнал, какую страшную кару наслала Кали на Читу за пытки и казнь наших товарищей, не успевших тогда бежать вместе с нами. Об этом поведал мне один из тхагов, Бальрадж, которого я встретил позже, уже после смерти Читу. Надо пояснить, что вскоре после того, как я попал в число близких людей Читу, я послал гонца за Бальраджем, который мирно жил в своей деревне, велев ему прибыть в лагерь пиндари и тайно встретиться со мной. Зная его за расторопного, ловкого и, когда надо, услужливого человека, я приказал ему войти в доверие к Читу и постараться стать его слугой, чтобы через него я мог бы лучше знать, о чем Читу разговаривает с другими командирами и каковы его замыслы. Читу многое рассказывал мне и частенько советовался со мной, однако я решил, что лишняя пара ушей в его шатре нам никак не помешает. Я устроил, чтобы Бальрадж попался на глаза Читу при благоприятных обстоятельствах и понравился ему. Проделал я это так, чтобы Читу и в голову не пришло, что Бальрадж – мой человек. Замысел оказался весьма удачным: Читу назначил Бальраджа на важнейшую должность хранителя кальяна, а я стал узнавать заранее многие помыслы Читу. Я постоянно напоминал Бальраджу, чтобы он вел себя крайне осторожно и ни малейшим намеком или неосторожным словом не открыл особую связь между нами. Мы виделись с ним с глазу на глаз только тогда, когда я был абсолютно уверен, что нас никто не заметит. О Бальрадже не догадывался и ни один из моих людей, а гонца, который ездил за ним, я немедленно отправил домой, сказав, что вызову его в свое время.

Скрытность помогла Бальраджу остаться неопознанным, и после нашего бегства он продолжал оставаться в услужении у Читу, исправно набивая табаком и раскуривая его кальян. Бальрадж сопровождал предводителя пиндари до самого его последнего дня, о котором он рассказал мне следующее:

«Удача еще довольно долго сопутствовала Читу. Он успел ограбить несколько городов и сжечь десятки деревень, захватив огромную добычу, однако затем счастье изменило ему. Его войско столкнулось с двумя большими отрядами английских солдат, и те зажали его со всех сторон, как стальными клещами, а затем полностью разгромили. Читу, впрочем, смог бежать с десятком своих пиндари. Среди них оказался и я. Уходя от погони, мы оказались в глухих, непроходимых джунглях. У нас не было с собой почти никакой еды, мы были до крайности измождены и напуганы. Стараясь оторваться как можно дальше от англичан, мы спешили, как могли, не разбирая дороги, и вскоре заблудились. Места, где мы шли, были совершенно безлюдны. Лишь дважды мы наткнулись на брошенные деревни и, вместо еды и помощи, нашли в домах лишь разложившиеся трупы людей, умерших, похоже, от какой-то заразы. Возможно, их поразила хайза или «рябая смерть» – чечак, не знаю, ибо, понятное дело, преисполнившись ужасом, мы поспешили оттуда вон, обратно в джунгли.

Наши силы подходили к концу. Кроме того, ночью какой-то зверь – тигр, медведь или леопард – распугал наших лошадей и они ускакали прочь, так что последний переход нам пришлось совершить пешком. Вечером мы остановились на привал на какой-то поляне, и все пиндари вместе с Читу повалились в полном изнеможении на траву и тут же заснули. Я тоже смертельно устал, однако какое-то странное, зловещее предчувствие не дало мне спать. Еще с утра мне стало казаться, что кто-то страшный и невидимый, словно призрак, неотступно крадется за нами по пятам. «Не тот ли это зверь, что вспугнул наших лошадей? Может быть, теперь он намерен добраться и до нас?» – подумал я, и мороз страха подрал меня по коже. Я попробовал было разбудить Читу, чтобы предупредить его об опасности, но тот лишь пробормотал сквозь сон, что велит посадить меня на кол, если я от него не отстану.

Решив не спать всю ночь, я уселся спиной к небольшой скале, чтобы обезопасить себя от нападения сзади, достал из-за пояса длинный кинжал и положил его на колени. Я плотно обмотал свою шею поясом, ибо напади на меня тигр или леопард-людоед, то он обязательно попытался бы вцепиться мне в глотку, поскольку именно так, а вовсе не ударом лапы, как думают многие, они убивают свои жертвы. Костер разводить я не осмелился, не будучи уверен, что где-нибудь поблизости не находится английский отряд, жаждущий встречи с нами.

Постепенно сгустились сумерки, и наступила непроглядная ночная мгла. Как нарочно, небо было затянуто тучами, сквозь которые не мог пробиться блеск луны, и я не видел ровным счетом ничего. Мне оставалось полагаться только на слух. Очень долго все было тихо, лишь иногда какая-то птица, наверное филин, ухала в глубине леса. Меня все более клонило ко сну, и я чуть было не заснул, как вдруг услышал, что совсем неподалеку испуганно закричал олень, который затем, с треском ломая заросли, бросился куда-то прочь. Я встрепенулся и сжал в руке рукоять кинжала, готовясь к схватке, но… далее ничего не произошло. Тот, кто потревожил оленя, так и не появился. В лесу опять воцарилась тишина, которую более никто не нарушал до рассвета. Измученный ночным бдением, я незаметно для себя заснул с первыми лучами солнца. Мне приснился очень приятный сон: я увидел себя отдыхающим на лежаке у стен родного дома, в своей деревне, которую я так давно покинул. Я услышал, как моя жена бранит за что-то наших ребятишек, и хотел было встать и узнать, в чем дело, однако солнце пригревало так приятно и телом моим овладела такая истома, что я просто не мог подняться. Я устроился поудобней на лежаке и вознамерился отдыхать дальше, как вдруг почувствовал, что кто-то мягкий и пушистый крадется по моей ноге. Это оказался мой любимый полосатый кот Билла, который хотел расположиться у меня на животе и хорошенько выспаться. Я протянул руку и погладил его по спине, ощутив на своей ладони ворс его шерсти, затем взял его за шкирку, чтобы сбросить с лежака, но тот уставился мне прямо в глаза и вдруг крикнул человеческим голосом: «Пусти меня! Пусти!».