Домой не возвращайся! - Алексей Витаков

– Харашо. – Мустафа метнулся в сторону качнувшихся веток, забирая немного в сторону, чтобы не натолкнуться на засаду. В застывшей паутине кустов вздрогнул темный силуэт, и человек, развернувшись на сто восемьдесят градусов, побежал, с треском ломая ветки. Мустафа, стиснув в зубах лезвие финки, бросился следом. Добежав до гаражей, преследуемый молнией взлетел на забор и в одно мгновение оказался на железной крыше. Напарник фронтового разведчика не отставал. Но бежать тем же путем было нельзя: враг находился в выгодной позиции. Что стоит нанести удар ногой сверху по голове человека, карабкающегося на забор? Поэтому бывший, азиатский гоп-стопник решил преследовать врага по земле, к тому же, выпустить из вида человека, бегущего по крышам, почти невозможно. Лишь бы тот не спрыгнул с гаражей с другой стороны в том месте, где нет прохода. Но соперник, по всей видимости, давно и тщательно продумал все возможные пути отступления: фигура, оттолкнувшись от крыши, в мгновение ока исчезла из поля зрения по ту сторону гаражных сооружений, стук о землю тяжелых зимних ботинок заставил встрепенуться спящих ворон. Мустафа с разбега в прыжке ухватился за кромку крыши, подтянулся, уперся ногой о висячий замок и выкатился наверх. Железо гулко зароптало, прогибаясь под его упругим и напористым телом. В какой-то момент челюсти разжались, и нож, выпав, заскользил по наклонной поверхности. Мустафа, спрыгнув, угодил в куст шиповника и тут же, выбросившись, сделал кувырок вперед. И весьма вовремя, потому что неизвестный носком своего ботинка рассек пустоту в том месте, куда он только, что приземлился. Мустафа знал, что нужно заставить соперника промахиваться. Это снижает уверенность, нервирует, вынуждает совершать ошибки. Выбрав низкую стойку для схватки, он больше уклонялся и ставил блоки, чем нападал. Жаль, что лица соперника было почти не видно. Хал когда-то научил его, что бить нужно немного, лучше всего два раза: один раз по врагу, другой – по крышке его гроба. Когда соперник после очередного промаха начал тяжело дышать и материться сквозь зубы, он ударил своим излюбленным способом: ногтем большого пальца в глаз. Враг взвыл и, сделав шаг назад, споткнулся о ящик, после чего упал на спину. Мустафа прыгнул: колено с хрустом раздробило переносицу.

– Не убивай, – поверженный выдавил из себя хрип.

– Вот эта встрэча. Максым Леоныдавыч, каким судьбамы?

– Я все расскажу. Меня попросили последить за общежитием: кто выходит, кто заходит и обо всем сообщать. Особое внимание уделить студенту. За это они мне платят немного денег. Я больше не буду, честное слово.

– Понымаю тваых людэй: зачэм тратыть денга на агентов, если можно нанять бомж, и дэшэвлэ и бэзопаснэй. На бродягу вэдь никто нэ подумает. И слежку от бродяги трудна замэтить. Правильна?

– Правильно. Но я больше не буду, честное слово. Я ведь и сам толком-то ничего не знаю: зачем, кому нужна информация и так далее. Просто, очень нужны деньги, и я выполняю поручения.

– Как ты с ним гаварыл? Они тэбэ мобилу дали?

– Да. Вот возьми, пожалуйста.

– Давай. Болшэ ты им ничего нэ скажешь. Сэйчас я тэбя прывяжу к дэрэва, заткну рот и моли своего Бог, чтобы я утром за тобой прышел. Всё.

Мустафа рывком поставил на ноги неудачливого шпика, приткнул к стволу тополя и, сняв ремень, скрутил тому за спиной руки. Затем, скинув с себя пальто, снял рубаху и оторвал от нее рукава. Соединив узлом рукава и пропустив ткань под локтями «Штирлица», привязал того к дереву. Оглядел свою работу, недовольно хмыкнул и вытащил из ботинок арестованного шнурки, которые тоже соединил между собой. Получилась тонкая и достаточно прочная веревка. Этой веревкой связал ноги своему врагу, а жутко пахнущей рукавицей заткнул рот. – «Вот тэпэрь харашо! Стой, Максэм Леоныдавыч и нэ о чем нэ парся. А гдэ фынка? А-а, вот фынка: далеко нэ мог убэжать. Захочэшь пысать: пысай в штаны. Ну, пака!»

Мустафа легко, по-кошачьи, залез на крышу и через секунду исчез с другой стороны гаражей.

Тяжелая конница вытянулась несокрушимым копьем и врезалась в неприятельский строй, рассекла надвое, пронзила навылет и устремилась к лагерю. Всадник на белом коне несся в образовавшемся коридоре, вращая над головой тройной цеп. Удары на головы противника обрушивались один за другим. От ударов таким оружием шлемы раскалывались яичной скорлупой, уши превращались в капустные листы, а мозги разбрызгивались в разные стороны на несколько метров. Месть, обида и боль жгли каждого воина, скакавшего в этом потоке, потому что там, во вражеском стане, забитые в колодки, ждали спасения пленники, угнанные во время вероломного набега. Белый конь то и дело вставал на дыбы, пробивая себе путь передними копытами. В мощную конскую грудь осой впилась стрела, слава вечному небу, что не глубоко: он в пылу боя даже не заметил такую рану. У его хозяина из обоих бедер торчало по несколько стрел, но не беда: под кольчугой надето нательное белье из мокрого китайского щелка, которое вминается в плоть вместе с наконечником и при этом не рвется. Врач после боя аккуратно потянет за ткань и извлечет металл из тела, при этом рана останется чистой. Главное, не пропустить удар в голову. Строй противника окончательно распался, открывая путь на долину. Воины скакали к лагерю, желая побыстрее увидеть родных и близких. Мечами разрубались веревки, сбивались деревянные колоды, освобожденные плакали от счастья, вздымая руки к вечному, синему небу. Белый конь с пустым седлом шел за хозяином, метавшимся по лагерю, заглядывавшим во все шатры и палатки. Наконец, он увидел ее. Женщина брела, широко расставив ноги, глядя поверх происходящего куда-то вдаль обезумевшими глазами. По внутренним сторонам бедер текла кровь, жуткие лохмотья едва прикрывали исцарапанную, всю в кровоподтеках, кожу. На голове вместо длинных, черных локонов, клочками торчали наспех усеченные волосы. Потрескавшиеся, опухшие губы разлепились:

– Ты пришел слишком поздно. Они вырвали мое лоно вместе с твоим ребенком. – Женщина отвернулась и побрела прочь, изображая мать, которая качает на руках дитя. Колыбельная песня текла над искалеченной боем степью. На краю обрыва оглянулась и, остановив пение, тихо выдохнула: – Джучи…

Зульфия лежала под простыней. Волосяной покров на голове, включая ресницы и брови, отсутствовал. Борис Михайлович Рачков зажег операционную лампу и большим пальцем отогнул веко девушки:

– Красивые глаза. Интересно, кому такие достанутся?

– Это не наше с тобой дело, эскулап. Когда думаешь начинать?

– Скорпион, как только, так сразу. Ждем-с господина офтальмолога, профессора Робсона. Мои ассистенты уже готовы: изволят пить кофий в служебке.

– Важно, чтобы ничего не заподозрил этот Робсон.

– Мы сделали нашей пациентке все, что могли. Раны вполне убедительно тянут на последствия автомобильной катастрофы.

– Хорошо. Пойду наверх: готовиться к встрече дорогого гостя. Труп, как обычно, мои люди вывезут ночью. А ты можешь неделю-другую отдохнуть до следующего заказа.

– Все равно любопытно, кто будет носить эти глаза.

– Кто много знает, долго не живет. – Скорпион вышел, плотно закрыв за собой дверь.