Портрет лива в Старой Риге - Гунар Рейнгольдович Приеде

другой человек — господи, сидит и учит стишки, прочтет, должно быть, сегодня вечером у елки… Я на него смотрю как на чудо… Как долго вы думаете тут еще пробыть?

Р а с м а. Я сняла дом до первого апреля. Денег у нас потом хватит на обратную дорогу да на самое первое время, пока я не устроюсь в Риге на какую-нибудь работу.

Л и н д а. Эге… А я считала, что…

Р а с м а. Ты просчиталась. Те, кто тебя информировал, видимо, не знали ни о приемных детях Сильвии Шване, ни о… ни о многом другом.

Л и н д а. Эге… Хорошо, я смываюсь.

Р а с м а. Ну разумеется.

Л и н д а. Нет, вы меня не так поняли, я просто… Можно, я нагряну как-нибудь вечерком?

Расма пожимает плечами.

Хорошо, я нагряну. До свидания.

Расма не отвечает.

(Идет к Юрису, непроизвольно прижимается к нему.) Не сердись на меня, мальчик… Прощай пока, но в беде я тебя не покину, не рыдай! (Целует Юриса, поднимается по лестнице и исчезает.)

Юрис встает.

Расма смотрит на него.

Ю р и с. Мама, как я теперь буду жить, и зачем?

Р а с м а. Я начну работать, или снова модельером, или где в другом месте, потому что никакая работа меня не пугает, и мы…

Ю р и с. Когда я спросил, как я буду жить, я думал не о том, что я буду есть…

Р а с м а. Об этом ты никогда не думал, никогда… Ты всегда был сыт, одет и находился в тепле, тебе не надо было в семилетнем возрасте идти в пастухи, как это пришлось сделать мне, ты мог пойти в школу и смог бы пойти в университет, как большинство твоих школьных товарищей, мы с папой доставали тебе все возможное, но ты ничем не интересовался, решительно ничем, даже тем, что делает папа на своей фабрике и что делаю я, тебе это было настолько безразлично, что папа давно уже перестал дома что-либо рассказывать, верно, потому у тебя и создалось впечатление, что он легко скользит по поверхности и на него может свысока поглядывать даже старая тупая корова на элкшкенской обочине… На папиных плечах, к твоему сведению, держалась вся фабричная техника, и в первые месяцы без него там было трудно, мне многие говорили…

Ю р и с. Но… кто же должен был меня заинтересовать, может, надо было прийти голубой корове и поговорить со мной?

Р а с м а. Юри… Ты это мне? Разве я не говорила тебе сто раз, чтобы ты…

Ю р и с. Хорошо, хорошо, ты в самом деле говорила, припоминаю… (Нечаянно звенит колокольчиком.) Если б Розановы знали, что я за человек, захотели бы они встречать вместе с нами Новый год?

Р а с м а. Боюсь, их это стесняло бы, потому что они, видя тебя, все время думали бы о… (Осекается.)

Ю р и с. Так же как и ты, не правда ли?

Расма молчит.

Так же как и ты… Хорошо. Когда придет Линда, я уйду вместе с ней.

Р а с м а (неожиданно и нежелательно для самой себя резко). Сначала научись пройти через двор и вернуться обратно.

Ю р и с. Да, это мне еще не удается, но я попробую. (Спускается вниз, первый раз покинув помост навеса, и медленно направляется через двор в сторону моря. Каждый шаг требует от него огромных усилий.)

Р а с м а (испугавшись и чувствуя, что свершила что-то трудно поправимое). Дальше не нужно, иди обратно… Юри! Ты слышишь?

Юрис, напрягая все свои физические и духовные силы, идет через двор.

Неподалеку от каменного забора он останавливается. Протягивает к морю руку с колокольчиком.

Расма смотрит, прижав к губам ладонь.

Сцена медленно темнеет.

Робко звенит колокольчик.

Затем сцена погружается в темноту. Колокольчик падает на землю, катится, звеня, стукается о камень и умолкает.

1972

В ОЖИДАНИИ АЙВАРА{87}

Пьеса в двух действиях

Хелене Спулле{88} из хутора «Номали» (село Рагана, Рижского района) посвящаю

Г. П.

Перевод Р. Тименчика.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

О т е ц.

М а т ь.

С ы н.

Н е в е с т к а.

Б а б у ш к а.

Т е т у ш к а.

Я н и с.

В е л т а.

Р и т а.

Д е з и я.

Р а й в и с.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Комната в старом деревенском доме в Видземе. Печь с лежанкой, растапливаемая с кухни, загораживает от нас дверь; за окном в лучах вечернего солнца сверкают заснеженные холмы, на белом фоне которых особенно ярко выделяются красные цветы герани на подоконнике.

За стеной, на кухне, слышны озабоченные голоса и звонкий смех, хлопает дверь, гремят конфорки на плите, льется вода из ведра в котел и из котла обратно в ведро… Все свидетельствует об оживленной деятельности, которой охвачено довольно большое число людей.

В комнате какое-то время никого нет, и мы без помех можем рассмотреть уютное помещение. Верх платяного шкафа и спинка кровати украшены барочной резьбой по дереву. По стилю перекликается с ними массивное кресло. Сундук для приданого рядом с кроватью служит столом, на нем стоит транзисторный приемник, лежат газеты, журналы, стопка книг. Кровать покрыта домотканым одеялом, через спинку кресла переброшен большой шерстяной платок, на печи развешаны для просушки одежда, носки.

И вот входит  М а т ь, явно из кухни — в кофте с засученными рукавами, в большом фартуке.

За ней следом идет  В е л т а в лыжном костюме и вязаной шапочке.

М а т ь. Здесь, пожалуй, будет поспокойнее, в бабушкиной комнате… Только немного приберу.

В е л т а. Что вы, не надо.

М а т ь. Позволь уж мне знать. (Начинает прибирать, в первую очередь освобождая лежанку.) Как это у нее произошло, у твоей подружки?

В е л т а. Да вот непонятно. Если б еще с горки или где-нибудь в лесу, среди деревьев, так нет же — в чистом поле, мы уж тогда домой поворачивали! Рита спрашивает — где же Дезия? Я останавливаюсь, оглядываюсь — лежит на снегу, одна лыжа туда, другая сюда…

М а т ь. Ай-яй.

В е л т а. Ну, расстегнули, помогли встать… Сразу поняли, что до нашего дома не добраться, вот и приплелись на ваши «Воронята»{89}.

М а т ь. Правильно сделали, Велта. Ежели растяжение или вывих, это еще ничего, а с переломами шутки плохи. Этот молодой человек тоже студент?

В е л т а. Да, его зовут Райвис. Единственный парень в нашей группе, да к тому же поэт!

М а т ь. Смотри ты. Такой молодой.

В е л т а. Стихи рано начинают писать.

М а т ь. Девчонки, надо думать, все в него влюблены?

В е л т а. Похоже.

М а т ь. А он в кого?

В е л т а. Наверняка знаю, что не в меня… А вы опять на «Воронятах» живете?

М а т ь. Нет, что ты. Тут только бабушка ютится. Все время зовем ее в Лиелварде{90}, в нашем новом доме