Чрезвычайные обстоятельства - Валерий Дмитриевич Поволяев

и выдавливал его на поверхность, не пускал в глубину. И это на севере – вон куда проникла зараза.

– Лещ – сорная рыба. Скандинавы в реках только окуня берут, а плотву и леща выбрасывают. Не в воду – в кусты, чтоб не размножался.

– Заелись товарищи капиталисты, – Скляренко вздохнул.

– Все равно есть можно, вареный и жареный лещ и с личинками не страшен, сырой, строганный уже опасен. – Васнецов расстегнул походную сумку и достал из нее бутылку водки. Как фокусник. – Держи!

Поставил бутылку на край стола. Бутылка была росистой. Скляренко не удержался, изумленно потрогал ее:

– Надо же! Холодная! У тебя что, в сумке холодильник?

– Секрет фирмы.

– Научи!

– Как-нибудь…

– Действительно факир, – неподдельно восхитился Скляренко, смахнул со лба противно стекающий пот; только прикоснувшись к холодному влажному боку поллитровки, он ощутил, как жарко в модуле – дышать нечем, – Факир?

– Это еще не все, – Васнецов пошарил в своей бездонной, хотя и очень аккуратной, небольшой на вид сумке, достал две пачки двадцатипятирублевок, крест-накрест перепоясанных банковской лентой, – эту бумагу с отпечатанной на ней типографской цифирью не спутаешь ни с чем, – забирай!

– Ого! – сказал Скляренко.

– Не ого, а ключи от храма божьего! Знаешь такой анекдот?

– Знаю!

– Тот белый порошочек оказался товаром высокого качества. Это гонорар!

Лицо у Скляренко вытянулось, глаза застыли – ему показалось, что он услышал шаги у самой двери. Стремительно выдвинув ящик, он смахнул туда обе пачки. Через несколько секунд его лицо обмякло – в коридоре никого не было.

– Нервы! – сказал Васнецов, с интересом глядя на подполковника.

– Афганистан, – оправдываясь произнес Скляренко, – пару раз привезешь мешки с изрубленными солдатами – руки до самой старости будут трястись.

– В отпуск тебе надо, – сказал Васнецов, – на юг, к морю, на шашлыки и фрукты. Все как рукой снимет.

– Вряд ли, – Скляренко поморщился, – Афганистан – проклятая мета, после него у человека все дырявое: сердце дырявое, печень дырявая, легкие дырявые, кишки дырявые, нутро сплошь дырявое.

– В отпуск тебе надо, – повторил Васнецов.

– Кто мне его даст, я всего полгода назад был.

– А ты попроси, – голос Васнецова сделался настойчивым, глаза обрели мягкий блеск, – я рекомендую. Вдруг отпустят? И с путевкой на юг, думают вопрос решится.

В Скляренко что-то дрогнуло, сжалось сиротливо, обиженно – о семье он часто жалел, что не всегда может купить платье дочке, пацану модные кроссовки, а второй половине золотую безделушку, до которых она всегда была охоча, и хотя вторая половина никогда ничем не попрекала его, все ясно было без слов – упреки он читал в ее глазах, – ему хотелось, очень хотелось втянуться в игру, обещающую, что у его жены никогда больше не будет попрекающих глаз, губы ее никогда не будут скорбными, старыми – ведь у нее такие молодые губы, и сама она молода, крепка, желанна, – и одновременно подполковнику показалось, что он из теплого помещения ступил на мороз раздетым.

Он, конечно, представлял, что такое наркотики и что бывает с теми, кого хватают за руку. Но… Во-первых, это случается только там, за океаном, – это все равно, что во сне или в одури, к нашей жизни не имеет никакого отношения, у нас ни наркотиков, ни людей, их употребляющих, нет, тьфу-тьфу-тьфу! – а во-вторых, никто его за руку не схватил. Есть еще и в-третьих: ведь насчет отпуска Васнецов недаром обронил фразу – пробросил ее, как мячик, с одного края поля на другой. Надо проверить, подать рапорт. Васнецов – человек со связями, влиятельный, ногой открывает те двери, перед которыми Скляренко с опаской задерживает дыхание. Есть и в-четвертых, и в-пятых. Но главное одно – ему надо держаться поближе к Васнецову.

– Никогда не думал, что это приносит такой доход, – неожиданно севшим, показавшимся ему чужим голосом произнес Скляренко и постучал пальцем до ящику стола, в который он смахнул деньги.

– И еще больший, – сказал Васнецов. Он что-то недоговаривал, утаивал, он словно бы проверял хозяина этого пенала – Скляренко кожей ощутил невидимые токи, исходившие от Васнецова, попробовал защититься, поставить блок, как в волейболе – не получилось, тут нужна была другая защита, а какая, Скляренко не знал и, поразмыслив немного, решил махнуть рукой – пусть у Васнецова, в конце концов, болит голова, а не у него.

– Бери еще, – сказал он Васнецову спокойно, почти бесцветно, – можешь взять даже целый мешок.

– Мешок мне не надо, – Васнецов словно бы отмахнулся от предложения, сделал легкий протестующий жест, улыбнулся чуть сожалеюще – слишком многое было сокрыто в его голосе, в жесте, в улыбке, – а вот в два пакета я, пожалуй, отсыплю.

Он достал два знакомых бытовых пакета, украшенных незатейливым рисунком, встряхнул, чтобы в пакеты попал воздух, ловко перекрутил горлышки, проверяя на дырявость, надавил вначале на один пакет, потом на другой. Пакеты были целые.

– Лучше пятнадцать раз проверить, чем один раз не проверить, – сказал он.

Высунувшись за дверь, Скляренко глянул в один конец коридора, в другой – в коридоре было пусто, никакого движения, тихо, только за стенкой модуля галдели солдаты, забивающие козла, – старинная игра, на которую в армии нет запрета, в домино резался, наверное, сам Петр Великий, – успокоившись, запер дверь своего пенала на замок. Открыл сейф.

– Выгребай!

Пока Васнецов возился с мешком, Скляренко взял сопроводительную бумажку, находившуюся там же, внимательно прочитал – кроме веса в бумажке ничего существенного не было указано, медленно порвал, сложил костерком в пепельнице и поджег.

– Правильно, – похвалил Васнецов, – очень мудро!

– Этой бумажки не было вообще! – Скляренко встал у окна, загораживая пространство пенала, вгляделся в печальный липово-желтый иссушенный закат – завтра снова будет жаркая погода, опять солдатам придется трудно. – Вообще! – повторил он, ударил кулаком по ладони. – В природе она никогда не существовала!

Васнецов захлестнул горлышки пакетов резинками, молча выпрямился и также молча пожал руку хозяину пенала. Вид его был суровым, даже угрюмым – ничего от прежнего беспечного полполковника. Рукопожатие было цепким, сильным – пальцы у Васнецова могли быть разными: и мягкими, нежными, эластичными, ласковыми, и потверже, когда надо бывает потрепать по спине преуспевающего отличника, и железными, беспощадными, если на дороге вдруг окажется некто с раззявленным, изрыгающим брань ртом и ломом, крепко зажатым в руках.

Скляренко молча открыл гостю дверь, послушал его неспешные усталые шаги, гулко прозвучавшие в пустоте коридора и вновь подошел к окну.

На гладком, без морщин небе – ткань была натянута туго, создатель потрудился на славу, – возникли легкие перья – они словно бы выпали из прохудившейся подушки и их подхватил ветер, растрепал, разнес по пространству.

«Будто ангелы плывут», – подумал Скляренко и, выбрасывая из головы события прошедшего дня, раздраженно подергал нашлепкой усов. Потом молча достал из ящика обе пачки двадцатипятирублевок, сунул в карман.

Вспомнил притчу про фальшивомонетчика, напечатавшего пачку денег в пятнадцатирублевых купюрах. Другой фальшивомонетчик – такой же профессионал –