Прости - Олег Юрьевич Рой

о чем там иски пишут. На вопросы каждый имеет право, не так ли? Неведомый Кирилл Липатов в тонкостях изложения явно поднаторел. И вообще писал бойко. Рассыпаясь в двусмысленных славословиях в адрес юбилярши, некоей Анны Лунгиной, как бы подмигивал читателю: почему бы почтенной леди и не развлечься? В том числе и с помощью молодого поклонника. Раз она так прекрасна даже в столь почтенном возрасте, пошлые намеки на платного кавалера неуместны, что вы! Поглядите, как она хороша! Разве в нее нельзя не влюбиться? Что? Разница в возрасте? Но юбилярша-то прекрасна, и позор тому, кто дурно об этом подумает. Потому что поглядите, какое неподдельное восхищение сияет в глазах ее юного протеже.

Олесе подумалось вдруг, что так язвить умеют только женщины. И не псевдоним ли «Кирилл Липатов»? Впрочем, упомянутый «протеже» юбилярши был если и не юн, то вполне молод. И глядел на хозяйку вечера действительно с восхищением. Искренним или оплаченным – бог весть.

И тут Олеся его узнала.

Таксист.

Александр, чтоб его.

Добрый самаритянин, который помог бабушке «отпустить» прошлое, а после так чудесно рассказывал про парковых белок. Звоните, отвезу. Действительно, хозяйке торжественного празднества (или не только празднества, но и своего спутника хозяйке?) восемьдесят, вряд ли старушке много чувственных наслаждений надобно, ей и восхищенных взглядов довольно. А он-то – молодой мужчина, у него, ясен пень, потребности. Как в мерзком анекдоте, где уважающей себя барыне полагались муж по закону, офицер для любви и кучер для удовольствия.

Таксист? Автор (или все-таки авторша?) светского репортажа со знанием дела отмечал и костюм, и часы, и ботинки – ценой в автомобиль. Откуда дровишки, вопрошал таинственный Кирилл Липатов.

Гадость. Боже, какая гадость!

Брать деньги у старухи и ухаживать за теми, кто помоложе и посвежее «хозяйки». За Олесей.

Его понять можно. А ее? Она ведь снова… повелась. Не почувствовала фальши. Которой, впрочем, может, и не было. Старушке – восхищенные взгляды и целование ручек, Олесе – да все то же самое. Такой вот… многостаночник…

Телефонный звонок заставил ее почти подпрыгнуть. Она стремительно закрыла предательскую страницу, словно звонивший мог увидеть. Подвигала мышкой, удаляя мерзкую писанину (с еще более мерзкими снимками) из истории браузера. Сглотнула, чтобы в голосе не прорезались, не дай бог, истерические всхлипы:

– Слушаю.

– Олеся, добрый день. Это Александр.

Бросить трубку? А он опять позвонит. Не поймет ведь: связь внезапно прервалась, бывает такое. Нет, придется потерпеть и донести до него… донести – что? Да хотя бы свое нежелание, этого, будем надеяться, окажется довольно.

– Добрый день, Александр.

– Как бабушка?

Ее так и подмывало уточнить: какая именно? Моя или та, вокруг которой ты пляшешь?

– Спасибо, на удивление неплохо.

– Олесь, как насчет белок?

– Белок?

– Ну да. Мы вроде собирались белок покормить? Можно прямо сегодня.

– Нет, спасибо, не получится.

– Завтра?

– Нет, завтра тоже. И послезавтра. Я занята.

– Интересные дела… – В его голосе звучало искреннее удивление. – У тебя что-то случилось? Могу я что-то для тебя сделать?

– Да. Вполне. Ты окажешь мне огромную услугу, если не станешь ко мне лезть.

– А я лезу? Впрочем, понял. Кормление белок отменяется. Так?

– И других поводов не ищи, хорошо? Ну типа «как бабушка» и все такое. Не подходи ко мне.

– А если случай сведет?

– Как сведет, так и разведет. Все, мне работать нужно. И не звони больше, – в «отбой» она ткнула уже почти спокойно.

Подняла голову, улыбнулась. Что бы там ни было, ее работу никто не отнимет. Ни книжки, ни читателей. Хотя сейчас лучше бы подольше никто не приходил…

Вадик старательно шаркал ботинками по половичкам, и Олеся вдруг поймала себя на том, что даже этот чудесный мальчишка ее сейчас раздражает. Уползти бы в уголок, чтоб не трогали!

– Здрасьти, Олеся Игоревна, вот, я… принес, – книжка про доисторического мальчика легла на стойку.

– Здравствуй, Вадик. Почему ты не в школе?

– Я… – он замялся. – У меня нет сегодня уроков. Решил вот… к вам зайти. Может, помощь какая нужна? Книги отнести или еще что-то…

У несчастного мальчишки даже уши пылали, не только лицо. Бедненький, нашел себе объект поклонения. Однако, при всей трогательности юного поклонника, с его фантазиями пора что-то делать. Пока не дофантазировался до чего-нибудь… несоответствующего.

– Уроков нет? И почему же? – спросила Олеся пока еще миролюбиво.

– Ну… там… карантин какой-то вроде, – Вадик мялся и запинался чуть не на каждом слове.

– Карантин? – картинно удивилась она. – А почему?

– Да не знаю я…

– Ничего, – она ободряюще улыбнулась, – я сейчас позвоню в твою школу, мне все объяснят, карантин – это ведь серьезно, ваших сюда много ходит, может, и нам пора закрываться…

– Не надо звонить, – набычившись, буркнул он.

– То есть карантин ты выдумал?

– Ну… вроде того.

Она помолчала немного, покачала головой, вздохнула – тяжело-тяжело:

– Знаешь, Вадик, я о тебе лучше думала. А ты сбежал с уроков, но это бы еще полбеды…

– Я вам помочь хотел!

– Благими намерениями вымощена дорога в ад, – продекламировала Олеся. – Это цитата из одного великого произведения, ты его попозже прочитаешь. Так вот. Когда мне понадобится помощь, поверь, я сама тебя попрошу. Или… не попрошу. Потому что… Ты вправду меня огорчил. Очень. Прогулял школу – это бы и правда еще полбеды, кто в твоем возрасте не прогуливал. Но ты соврал, что уроки отменили, да еще из-за несуществующего карантина. Вот это действительно ужасно.

– Но я же…

– Да, я помню, ты это из самых лучших побуждений. И это еще хуже. Ты не просто соврал, ты еще и себя оправдываешь. Есть еще одна знаменитая цитата: цель оправдывает средства. Но вот это как раз неправда. Не оправдывает. Если во имя благих целей делать гадости, они от этого гадостями быть не перестают. Да еще и благую цель при этом пачкают. И, знаешь, не думаю, что мне захочется помощи человека, который врет, да еще и считает, что это правильно.

– Тогда… – Краска смущения на мальчишеском лице превратилась в красные пятна злости, прижатые к бокам кулаки сжались. – Тогда… я вообще больше сюда не приду!

Покачав головой, Олеся отыскала карточку Вадима, отметила возврат, сунула книжку под стойку – есть, есть тут еще такие же, для кого история древнего мальчика станет еще одним сокровищем. Именно они не то что примиряют с этой работой, но заставляют ею почти гордиться.

А Вадим вернется. Сейчас он обижен, но мальчишка-то неглупый. И читать любит, и голова варит. Поймет. И вернется. Хотя и дверью хлопнул, и вылетел, задыхаясь от бешенства.

Глава 21