Вскрытие показало... - Патрисия Корнуэлл

– Как раз сейчас я чувствую себя вашей пациенткой, – ответила я, и Фортосис, пропустив меня вперед, закрыл за собой дверь.

Просторный приемный покой выглядел совсем как обычная гостиная, только очень уж нейтральная, лишенная индивидуальности.

Я села на коричневую кожаную кушетку. Стены украшали абстрактные акварели, на подоконнике стояли горшки с нецветущими растениями. Отсутствовали журналы, книги и телефон. Лампы на обоих концах стола были выключены, а белые жалюзи (от известного дизайнера) опущены ровно настолько, чтобы свет, проникающий в комнату, не раздражал находящихся в ней людей.

– Кей, как мама? – спросил Фортосис, придвигая к кушетке бежевое кресло с подушечкой для головы.

– Что ей сделается? Она еще нас переживет.

Фортосис улыбнулся.

– Каждый так думает про свою мать. К сожалению, в жизни обычно бывает наоборот.

– А как ваши жена и девочки?

– Хорошо. – Фортосис внимательно посмотрел на меня. – Ты выглядишь очень усталой.

– И не только выгляжу.

С минуту Фортосис помолчал.

– Ты ведь читаешь лекции в больницах сети "Вэлли медикал сентер", – начал Фортосис с присущей ему мягкостью. – Скажи, ты была знакома с Лори Петерсен?

Больше наводящих вопросов не потребовалось. Через минуту я уже выкладывала Фортосису все как есть – никому другому я бы никогда столько не рассказала. Мне необходимо было выговориться.

– Я видела ее один раз, – произнесла я. – По крайней мере мне так кажется.

Со дня убийства Лори Петерсен я не переставала рыться в памяти, особенно во время поездок на работу и с работы, оставшись наедине со своими мыслями и переживаниями, или когда пропалывала и подрезала мои обожаемые розы. Я без конца представляла себе лицо Лори Петерсен и пыталась примерить его на одну из безликих студенток, толпившихся вокруг меня в лаборатории и в лекционном зале. К настоящему моменту я окончательно уверила себя в том, что в ту ночь в доме Лори, когда я рассматривала ее фотографии, в мозгу у меня что-то щелкнуло – конечно, я видела эту девушку раньше.

Месяц назад я читала курс лекций "Женщины в медицине". Помню, я стояла за кафедрой и смотрела на ряды молодых лиц – в аудитории был полный аншлаг. Студенты притащили с собой бутерброды и напитки и как ни в чем не бывало перекусывали, удобно расположившись в мягких креслах с красной обивкой. Все шло как всегда, ничего примечательного не случилось на той лекции, и лишь в свете последовавших событий она приобрела значимость.

Я не могла бы поручиться, но мне казалось, что среди молодых женщин, задержавшихся после лекции и забросавших меня вопросами, была и Лори Петерсен. В памяти осталось симпатичное лицо блондинки в белом халате, однако все черты были расплывчатые. Я отчетливо представляла только глаза девушки – темно-зеленые, испытующие, внимательные. Она спросила, уверена ли я в том, что женщина может совмещать семью и профессию врача, требующую полной самоотдачи. Наверное, вопрос мне запомнился, потому что привел меня в замешательство. Да, я преуспела в медицине, зато с семьей потерпела полное фиаско.

Я без конца проигрывала в уме эту сцену, будто от постоянных повторений лицо девушки могло приобрести четкие черты. Она или не она? Вопрос этот стал навязчивой идеей – я дошла до того, что, бывая в университете, невольно искала глазами стройную блондинку в белом халате. Конечно, я знала, что поиски бесполезны. Думаю, Лори появилась в моем прошлом подобно призраку, чтобы стать кошмаром всей оставшейся мне жизни.

– Очень интересно, – задумчиво и неторопливо, как всегда, произнес Фортосис. – А почему для тебя так важно вспомнить, встречала ты Лори Петерсен или нет?

Я смотрела на колечки сигаретного дыма, медленно поднимающиеся к потолку.

– Не знаю. Может, потому, что тогда ее смерть становится реальностью.

– Если бы ты могла вернуться в тот день, ты бы вернулась?

– Да.

– Что бы ты сделала?

– Я бы как-нибудь предупредила Лори, – сказала я. – Я бы попыталась нарушить его планы.

– Планы убийцы?

– Конечно.

– А о нем ты думаешь?

– Я не хочу о нем думать. Я только хочу сделать все, что в моих силах, чтобы его поймали.

– И наказали?

– Нет наказания, которое искупило бы его преступления.

– А смертная казнь, Кей?

– Он может умереть только один раз.

– Значит, ты хочешь, чтобы он помучился. – Цепкие глаза Фортосиса не отпускали меня, не давали отвести взгляд.

– Да, – произнесла я.

– По-твоему, его следует пытать?

– Пытать страхом. Я хочу, чтобы он ощущал такой же страх, что и замученные женщины в тот момент, когда им становилось ясно: они умрут.

* * *

Не знаю, сколько мы проговорили с Фортосисом, но, когда я наконец замолчала, в комнате было уже темно.

– Мне кажется, никогда еще ни одно убийство не причиняло мне такой душевной боли, – подытожила я.

– Это как сны. – Фортосис откинулся в кресле и поставил ладони "домиком". – Люди часто утверждают, будто не видят снов, хотя на самом деле они их не помнят. Сны, Кей, запоминаются на подсознательном уровне – как и все остальное. Нам просто удается запереть в подсознании большую часть наших переживаний – иначе они бы разрушили наш мозг.

– А мне вот в последнее время не удается, Спиро.

– Почему?

Фортосис, безусловно, знал причину, однако хотел, чтобы я сама ее озвучила.

– Может, потому, что Лори Петерсен была врачом. Я ассоциирую себя с ней. Даже проецирую ее жизнь на свою. Мне тоже когда-то было тридцать лет.

– В каком-то смысле ты когда-то была доктором Лори Петерсен.

– В каком-то смысле – да.

– И то, что случилось с Лори, могло случиться с тобой?

– Не знаю. Это уж слишком.

– А мне вот кажется, что ты уже ставила себя на место Лори. – Фортосис слегка улыбнулся. – Думаю, ты кучу ситуаций прокрутила в голове. Но ведь это еще не все, о чем ты хотела со мной поговорить?

Эмберги. Что Фортосис ему тогда сказал?

– Проблем хватает и без убийств.

– Например?

– Например, кто-то под меня копает.

– Ну куда ж без этого. – Фортосис по-прежнему держал ладони "домиком" и слегка постукивал подушечками пальцев друг о друга.

– Еще утечки информации в прессу. Эмберги уверен, что они случаются по вине моих сотрудников. – Я поколебалась, прикидывая, в курсе уже Фортосис или нет.

Однако по его лицу ничего нельзя было разобрать.