Правый глаз дракона - Ален Лекс

У Аластра не было никаких рычагов давления на своего несостоявшегося помощника, но тем не менее он смог надеть на Л'эрта этот ошейник абсолютного подчинения. Ненадолго, но все же смог.

Есть ли что-то действительно важное для этого проклятого инкуба? Годы слежки не принесли никакой пользы. Л'эрту невероятно везло. Карвену даже не удалось узнать, что же тогда Л'эрт делал в Керхалане – и почему выглядел настолько ослабевшим. Тайны инкуба по-прежнему оставались только его собственными тайнами.

Он мог убить Л'эрта. Карвен лгал Глонку – он мог убить инкуба уже давно. Но смерть даст всего лишь освобождение от проклятой магии – и не сотрет въевшихся в мозг воспоминаний. И потому… потому он сначала должен отомстить. Возможно, воспоминания об удавшейся мести перекроют воспоминания о той проклятой ночи…

Однако полностью подчинить вампира может только клятва крови. А у Карвена все еще не было ни малейшей зацепки. Ему нужно узнать уязвимое место Л'эрта.

Но казалось, инкуб не имеет уязвимых мест.

Несколько столетий назад Карвен решил, что он нашел такое место. Но когда он попытался претворить свою идею в жизнь – она рассыпалась. Эта идея стоила ему сумасшедшего риска. Если бы Аластра узнал тогда про инициацию ребенка, для Карвена все могло кончиться весьма печально. Но риск оказался неоправданным. Ему так и не удалось зацепить Л'эрта.

Сколько времени ему еще потребуется, чтобы найти слабое место инкуба? Год, два, столетие? Не лучше ли оставить эту идею и насладиться зрелищем смерти проклятого врага? Тогда, в Керхалане… Когда он погрузил нож в его тело, ощущение боли было поистине упоительным. Если он убьет его медленно… это будут непередаваемые ощущения.

У него ведь осталось только два выхода: убийство или подчинение. Третий выход… Л'эрт сам отказался от него. И он так и не передумал.

Это убийство будет сладким до невозможности…

Но… Быть может, у него все-таки получится разузнать тайну инкуба? Ведь уничтожить его, растоптав его чувства, будет еще более сладким. Л'эрт… он притворяется человеком… Но ни один человек не смог бы так цинично плюнуть в душу.

«В тебе куда больше от детей Тьмы, чем ты сам думаешь, Л'эрт».

Карвен провел кончиками пальцев по холодной стене. Пусть так… Он подождет до лета. Это будет последней отсрочкой. В конце концов… тогда ведь тоже было лето. В круглых датах есть что-то завораживающее.

По губам Карвена скользнула мрачноватая усмешка.

«Наслаждайся остатками своей жизни, Л'эрт. Все равно ты уже ничего не сможешь сделать, чтобы изменить отпущенный тебе срок».

– Л'иив'ахк? Нам надо поговорить… – Дрожащий огонек свечи, казалось, не способен был разогнать царившую в подземелье замка Орион тьму. Л'эрту свет был не нужен. Здесь не чувствовалось теплого веяния поздней весны – каменные стены источали холод.

– Да, да, белочка, непременно… Только чуть позже, хорошо? – Вампир, не поднимая головы, продолжал быстро покрывать записями лежащий перед ним чистый лист. Уже исписанные листы во множестве валялись на столе и даже на полу, частично погребая под собой какие-то древние фолианты и свитки.

Ратиниара подняла один из скомканных листов с пола и разгладила. Почерк у вампира был резкий и размашистый, по достаточно четкий.

«Если усилить заклинание Ксеора мышьяком и волчьим глазом, обратный коэффициент увеличится до 10, что составит…»

Строки были перечеркнуты крест-накрест, и внизу стояла приписка:

«1. Не работает, чтоб все сдохли. 2. Все равно слишком медленно».

Эльфийка отложила лист обратно на пол. Последнее время магические эксперименты вампира носили ненормально странный характер, но как-либо прокомментировать их он отказывался.

– Л'эрт! Я серьезно! Ну оторвись ненадолго от своих бумаг! Я уже неделю не могу с тобой нормально поговорить! Ну пожалуйста.

Вампир поднял голову и устало потер переносицу, захлопывая какой-то старый манускрипт в зеленом переплете. Выцветшими от времени буквами на корешке было выведено «Легейя. Темпоральные изыскания».

В неверном свете свечи кожа вампира казалась восковой.

– Я же правда занят. Что-то случилось?

Ратиниара неожиданно замялась:

– Ну… да… то есть нет… то есть…

Л'эрт задумчиво уставился на ее топкие пальцы, нервно вертящие одно из его перьев.

– Угу. Ну хорошо, что случилось, ты сама не знаешь. Ты об этом и хотела поговорить?

– Нет-нет. – Она попыталась положить перо обратно и перевернула при этом чернильницу. Поверх лежавших на столе исписанных листков растеклась синяя лужица. Л'эрт вздохнул, наблюдая, как чернила уничтожают его записи. Придется тратить время на их восстановление, а времени, как назло, все меньше и меньше.

– Все интересней и интересней. У тебя неплохо получается. Продолжай.

– Я… я не хотела… – Щеки эльфийки залил румянец. Она попыталась вытереть чернильную лужицу своим носовым платком, в результате чего синие брызги полетели во все стороны, включая рубашку вампира. Он перехватил ее руку:

– Белочка, в чем дело?

– Понимаешь… я беременна.

Л'эрт изумленно уставился на псе и тупо переспросил:

– Что?

– Я беременна, – повторила она едва слышно, избегая встречаться с ним взглядом.

Л'эрт нахмурился. Тональность разговора навряд ли предусматривала вполне логичный с его стороны вопрос: «А от кого?» – себя-то он вроде как не мог включить в список при всем желании. Вампиры вообще редко фертильны, да и в этих редких случаях, как правило, полностью теряют эту способность максимум через сто лет после инициации: при падении температуры тела некоторые процессы становятся невозможными. С другой стороны, Ратиниара по-прежнему производила впечатление безоглядно влюбленной в его персону, в связи с чем Л'эрт не понимал, что ему думать. Для какого из правил более вероятно исключение?

– Э-э-э… – невразумительно промычал он.

– Ты бы хотел иметь ребенка?

На это ответить было проще.

– Ну вообще-то да. – Он изобразил нечто, долженствовавшее служить улыбкой. Ратиниара по-прежнему избегала встречаться с ним взглядом. На лице эльфийки появилась тень. Вампир недоуменно поднял бровь. – Белочка, я сказал что-то не то? У меня сложилось впечатление, что тебя не порадовал мой ответ. Ты не хочешь рожать?

Ратиниара вздохнула:

– Нет. То есть…

Руки ее, не слушаясь воли хозяйки, нервно зашарили по краю стола. Л'эрт торопливо отодвинул подальше те записи что уцелели от замачивания в чернилах.