Первый раз - Анна Ольховская

Саша открыла глаза. Взгляд ее, вначале мутный и расфокусированный, сосредоточился на мне. Затем – на двери, за которой больше не дышал ее сын.

Зарницей полыхнуло воспоминание, Саша вскочила и, невероятным образом развернувшись в прыжке, вмазала ногой двери под дых. Та, до сих пор высокомерно поглядывавшая на беспомощных перед ее монолитностью людишек, от неожиданности охнула. Потом затряслась. Потом жалобно треснула. Но удары не прекращались, Саша работала с неутомимостью кузнечного молота. И с такой же чудовищной силой, с какой матери, спасая свое дитя, поднимают бетонные плиты весом в несколько центнеров.

И дверь не выдержала. Очередной удар раскроил ее надвое. Саша мгновенно расширила пролом и бросилась к телу сына. Она с легкостью подхватила Славку на руки, словно это был не рослый четырнадцатилетний парень, а тот самый, только что родившийся малыш.

Саша вынесла сына из вонючей каморки, бережно уложила на пол и начала делать ему искусственное дыхание. Я, не говоря ни слова, включилась в ритм, запуская сердце.

Мы методично, словно два слаженных механизма, проводили нехитрые манипуляции, с безумной надеждой вглядываясь в синюшное Славкино лицо. Слезы слепили мои глаза, капали на неутомимо работающие руки. Я не верила, не хотела верить, что наши усилия бесполезны, что Славка умер. Что его убили…

Саша, похоже, даже мысли такой не допускала. Она снова и снова наполняла легкие сына воздухом, делясь с ним своей жизнью, как делала это когда-то целых девять месяцев.

У нас получилось.

Спустя вечность Славкины веки дрогнули, синюшность трусливо отступила, и парень задышал сам!

Саша бережно обняла своего вновь рожденного ребенка, положила его голову себе на плечо и нежно гладила сына по щекам, стирая следы слез. Она шептала что-то ласковое Славке на ухо, она перебирала его спутанные волосы, она поила его водой. Она вернула своего мальчика. И была бесконечно счастлива. И это была снова она, моя Сашка.

А я? Ну что я, всем ведь известны мои невозмутимость и выдержанность. Я индифферентно сидела рядом и ненавязчиво, но внятно рыдала, уткнувшись носом в колени.

– Мама, это и правда ты? – Славка, боясь поверить в невозможное, не отрываясь смотрел на мать. – Или я все же умер?

– Нет, родной, – Саша нежно поцеловала сына в щеку, – ты не умер…

– Хотя очень старался, – проворчала я, вытирая слезы.

– Но как же… – совершенно не обратив на меня внимания, Слава судорожно вздохнул, дрожащей рукой прикоснулся к лицу матери и, вцепившись в ее ладонь, заплакал.

Спустя какое-то время Саша посмотрела на меня и смущенно улыбнулась:

– Анетка, прости меня за недавнее, ладно? Я не хочу сейчас вдаваться в подробности, не время и не место. Давай считать, что мы с тобой только что встретились, хорошо? А после, когда все закончится, мы сядем с бутылочкой «Бейлиса» и поговорим обо всем. Коротенько так, часика три-четыре.

– Бутылочка «Бейлиса»! – сварливо проворчала я, последним бумажным платком пытаясь стереть с лица щипучий слезный рассол. – Да тут и ящика мало будет! Моя хрупкая нервная система чудовищно пострадала, восстанавливаться ей придется долго.

– А там у тебя ничего не слипнется?

Мы болтали ни о чем, давая Славке возможность успокоиться. Как и все подростки, он хотел казаться суровым и напрочь лишенным сентиментальности мачо, но чудом воскресшая мама, ее теплые руки, ее ласковый голос снова сделали парня малышом, разбившим коленку и прибежавшим к маме пожалеться.

Мать и сын сидели, прижавшись друг к другу крепко-крепко, снова став единым целым. Похоже, они могли так просидеть целую вечность, забыв обо всем на свете. И, в частности, где мы сейчас находимся и почему. Придется мне грубо изорвать радужные кружева их эйфории:

– Слава, ты-то как здесь оказался? Насколько я поняла из разговора фон Клотца и твоего отца, тебя поймали во время попытки сбежать из замка, правильно?

– Да, – Славкино лицо исказила гримаса ненависти. Неприятная, надо сказать, масочка. – И главным ловцом был этот гад.

– Фридрих?

– Нет. Папаша мой!

– Слава, как ты можешь! – Саша удивленно посмотрела на сына. – Он же твой отец!

– Но от этого он не перестает быть редкой сволочью, – на изможденном лице парня резко проступили желваки. – И пожалуйста, мама, не старайся оправдать и защитить его. То, что он сделал… – Славка запнулся, словно его горло перехватил спазм. – Ведь это он, он вместе с белобрысой крысой, устроил ту аварию!

– Не может этого быть! – Саша недоверчиво перевела взгляд с сына на меня. Я лишь молча кивнула. Может, подруга, может!

– Мама, я все слышал! Я в тот вечер выбрался через окно и по карнизу пошел к комнате Вики…

– Ты с ума сошел! Там же высоко!

– Ну и что? Мам, иначе выбраться не получалось, нас заперли, а Вике нужна была моя помощь. Ну вот. А между нашими комнатами была папашина нора. Окно у него было открыто, и я услышал обрывок их разговора. Правда, они говорили на английском, страховались, на всякий случай, гады. Но я-то учусь в английском классе! В общем, я понял все. Они цапались между собой, крысюк был недоволен тем, что до сих пор не затащил Вику в постель…

– Что?!

– Мам, не перебивай, пожалуйста! Там много чего произошло после твоей… после того, как ты исчезла. Тетя Аня все знает. Кстати, теть Ань, извините меня за свинское поведение, нас папашка на вас науськивал.

– Ладно, проехали.

– Так вот. Крысюк требовал от этого… от отца… более активной помощи. Наверное, хотел, чтобы папашка лично привел Вику и уложил к нему в койку. А потом со свечкой постоял.

– Слава!

– Смешная ты, мамик, – Славка тяжело вздохнул и отвернулся. – Господи, как же хорошо, что ты у нас снова есть!

– Это точно, – поддакнула я, покосившись на Сашу. – А еще полчаса назад у вас ее все еще не было…

– Анетка, ну не надо об этом!

– О чем? – Парень удивленно посмотрел на нас. – О чем вы?

– Неважно. Потом расскажу. Пока ты продолжай.

– Хорошо. В общем, цапались они, цапались и упомянули аварию. Я чуть с карниза не свалился, когда понял, что все это устроили они! Оба! Папаша верещал, что фон Клотц чуть не угробил заодно и его сына, то есть меня. Крысюк огрызался, а я… Я решил любой ценой выбраться из этого проклятого замка и пойти в полицию.

– Глупыш, да у фон Клотца здесь все схвачено, – я грустно усмехнулась. – Ты забыл о результатах экспертизы?

– Если честно, я даже не подумал об этом, – смущенно почесал затылок Славка. – Все равно у меня ничего не получилось. Меня крысюков прихвостень, Хельмут, поймал. И не спится же гаду! Буквально на выходе меня перехватил. Заклеил мне рот скотчем, чтобы я не орал, и поволок в какую-то кладовку. Потом привел туда хозяина. Папашка решил не светиться, надеялся, наверное, сохранить имидж хорошего отца. Мол, знать ничего не знаю, сплю я. Коз-з-зел! – Славка стиснул зубы и какое-то время молчал. – Короче, крысюк явился, долго пялился на меня с довольным видом, а затем что-то прогавкал по-немецки своему прихвостню. Потом – укол, потом… ничего не помню. Очнулся – темно, совсем темно. Перепугался я, думал, что ослеп. Наощупь обшарил свою камеру, наткнулся на гроб… – Славкины губы задрожали: воспоминания явно были не из веселых. Мальчишка ведь совсем – и такое! – Потом я нашел дверь, начал стучать, кричать… Бесполезно. Я не знаю, сколько прошло времени с момента моего дурацкого побега, наверное, неделя?