Затерянная во Вратах - Елена Ловина

с правильного пути тот факт, что я, более слабая дрохия, смогла принять решение для спасения всех нас и вырвать из своего сердца часть пламени — он с этим не справился, когда пытался сделать это раньше меня.

Не справился и промолчал.

А теперь все это прочел вслух Рар, когда мы вернулись в пространство между мирами, и перед нами открылось магическое письмо.

Черные символы на белом фоне, подвешенные в воздухе говорили голосом Валера, а у нас чешуйки вставали дыбом от ощущения, что он просто скрылся за иллюзией и говорит оттуда. Словно по стеклу металлом скребут, и нас потряхивает от этих «незабываемых» ощущений.

Кажется, поступок Валера не впечатлил дядю, который считал себя единственным нашим учителем, а наоборот разозлил до раскаленной чешуи. Дядя так яростно рычал, глядя каждой из нас в глаза, что, наверное, даже и не понял, как наложил дополнительные запреты на выход из портала, на возможность остаться в чужом мире, на возможность общения с посторонними, способными оказаться в нашем пространстве. Наложил, да только магия вдруг взбунтовалась и отказалась закрепляться. Стекала разноцветными струйками с чешуи и впитывалась в магическую твердь.

Похоже, что-то с уходом Валера сильно поменялось — осталось только понять, что.

Мы не поняли это ни в тот раз, ни через луну.

Подумаешь, при сильных эмоциях Рар не справился с заклинаниями — с кем не бывает.

Подумаешь, мамино яйцо вместо того, чтобы трескаться, принялось вибрировать — много ли мы знаем правды про яйца дрохов?

Через луну не открылись порталы.

И мы настороженно принялись ожидать их каждую терцию, а потом и десятину.

День.

Два.

Четыре.

Седмица.

Вторая луна…

Портал так и не открылся.

А нас накрыло состояние полного ступора.

Кажется, мы дошли до придела своих возможностей ждать, удивляться, спасаться, быть все время на чеку.

Мы сдулись.

Мы потерялись в новом режиме, словно нас впервые выкинуло из переходов между порталами.

И вот в таком состоянии мы услышали первый треск яйца. Словно дерево хрустит и накреняется, но пока не падает.

Потом треск повторился, а мы подошли ближе. Немного совсем — на полшага.

Следующего треска ждать пришлось долго. Мы даже начали переглядываться между собой и выяснять, не привиделось ли нам.

Нет, все верно — яйцо трескается.

Если бы в пространстве между мирами восходило и заходило солнце, то за полный его оборот мы услышали еще с десяток звуков, увидели крупные и мелкие трещины, но само яйцо так и не развалилось, как писали в одном старом учебнике по древним дрохам. И даже Гориан, который все же оказался приверженцем древних традиций (он сам признался после ритуала родства — каялся в своих, якобы, заблуждениях), не мог толком сказать, через сколько должен появиться маленький дрох.

Все решилось через три дня — скорлупа просто растворилась, открывая нашим взорам ребенка. Розового, пухловатого, с черным пушком на голове. Мальчика.

Но, шарх подери, в человеческой форме!

Да ни разу такого не было (тут память предков явила себя не только многострадальной мне, но и всем моим родственницам от мала до велика)! Ни разу из яйца не появлялся ребенок — только дрох.

Ребенок лежал в какой-то луже, оставшейся от яйца, и сучил руками и ногами, словно продолжал бить по скорлупе изнутри.

Первой судорожно задышала мама, словно до этого кто-то огромный наступил ей на все ее шеи, в теперь отпустил, поэтому вдох получился резкий, шумный и совсем не королевский.

Второй… Тут, конечно, можно поспорить: то ли тетя Ллой, которая нервно поглаживала свое яйцо и уже три раза чуть его не уронила, то ли прабабушка, которая за свою жизнь все же успела повидать и яйца, и вылупляющихся дрохов.

Остальные продолжали не дышать. Наверное, надеялись, что это наваждение, и оно вот-вот спадет.

А потом ребенок заорал. Звонко, резко, пронзительно. А мы все ринулись врассыпную от этого эпицентра катастрофы. И первой среди нас, кажется, была мама. Но кто мы такие, чтобы ее осуждать?

Она воспитала четверых дочерей, рожденных естественным путем в двуногой форме, и «откладывать яйцо» для нее было сродни сумасшествию, но ей пришлось принять этот факт, ведь яйцо — это естественная форма появления на свет крылатого дроха. И с тем, что из яйца проклюнется пятиглавый крылатый ящеренок, пришлось тоже смириться и принять этот факт, так как это же естественно…

И вот теперь весь естественный процесс закончился катастрофой — по-другому не скажешь.

А как назвать тот факт, что ребенок настоящий, не годовалый или еще какой, а именно «новорожденный»? Просидевший (или пролежавший?) в яйце столько времени. И если с дрохом-ребенком мы знали (опять же приблизительно), что нужно делать, как его растить, кормить, общаться и воспитывать, то что делать огромным неповоротливым ящерам с хрупким младенцем?

Пронзительный крик затих, и из лужицы до нас донеслись тоскливые хныкающие звуки.

— Ему, наверное, холодно? — всхлипнула Ваюни и сделала робкий шаг обратно к центру наших страхов.

— И есть ему хочется, — Руид тоже робко пошла вперед, но держалась исключительно за спиной Ваюни, словно малыш, что лежал перед ними, мог, как минимум, взорвать или поджечь пространство вокруг себя.

Кажется, материнские инстинкты пробудились в первую очередь у самых мелких. Оно и понятно — они сейчас ближе всех к этому ребенку.

Мама вздохнула как-то обречённо и тоже сделала несколько шагов к сыну. Мы же пока наблюдали со стороны за ее действиями: как она осторожно-осторожно мелкими шажками подходит к ребенку, как ведущая голова появляется в поле зрения ребенка, и он при этом не начинает вопить со всей мощи легких, а изучает мамину морду (как же неправильно называть это лицом, но морда в нашем случае тоже звучит как-то так…неласково).

Конечно же он не произнес "мама" и не стал улыбаться — слишком рано, но смотрел так серьезно и сосредоточено, что мама осмелилась подойти совсем близко и протянуть к нему лапу.

Мы не кошки и не умеем втягивать когти, поэтому трогать хрупкого младенца было рискованно, но других вариантов пока нет. Магия оплела мамины когти — это было какое-то серьезное заклинание защиты — и младенец ухватился за один с цепкостью рыбки-прилипалы, что живёт глубоко в океане и плавает под брюхом огромного вуяхру.

— Ооооо, — простонали наши тридцать, вернее, уже двадцать девять телохранителей. Что поделать, мужчины любое проявление притяжения мать-дитя воспринимают как проявление божественной магии.

— Он тебя узнал, — пискнула Ваюни и сунула свою голову вперёд маминой. Реакция не заставила себя ждать: с раскатистым криком нашего брата даже самый мощный