Затерянная во Вратах - Елена Ловина

кричат, жестикулируют. Один другого схватил за куртку и принялся трясти, но недолго — отпустил, вернее, почти швырнул на каменные плиты. Тот, что остался стоять, оказался по магии явно сильнее. Он махнул рукой и принялся срезать руны, напитывая магией «скважину». Там сил уходило немеряно, потому маг слабеет, но ему удается убрать полосу рун и впечатать артефакт на место.

Вот тут я бы ему посоветовала сразу уходить порталом и отдыхать уже на нейтральной земле, потому что Врата продолжают тянуть из него силы, прочно зацепившись за его «первый дар». Не думала, что у обычных магов — не дрохов — магия тоже завязана на резерв, но тут явно Врата тянут силы оттуда, лишая мужчину жизни и магической энергии.

Мужчина привалился к Вратам, мы видим его светлый удовлетворенный взгляд, облегчение и ясную улыбку, по которой не понятно, осознает он, что его жизнь заканчивается прямо сейчас, или нет.

Тот второй взмахом кинжала попытался обрезать нить, что связывает его напарника с Вратами, но ничего не вышло — кинжал как будто сам сменил направление и вгрызся в грудь, которая за мгновение до этого перестала вздыматься и опадать — застыла камнем на выдохе.

Кинжал не пресекает жизнь, но вытягивает остаточную магию, напитывая ею руны. Черные ссыпавшиеся в кучку камни, словно червяки возвращаются на свое место, а затем, заалев красным, передают неизвестному какую-то другую субстанцию — светлую искристую.

Нам видно, как второго втянуло в портал, а на его место встал третий маг, неизвестный и ухватился за Сиалит. Перемещение было на столько стремительным, что его невозможно было бы зафиксировать человеческим взглядом, но мы видим, что третий маг пришел с запозданием и не видел полной картины того, что происходило.

Его рука, сжимающая камень, становится глаже, белее, исчезают ожоги и изъяны, но человек недоволен и начинает стучать навершием посоха по Сиалиту, да только в это время начинает разворачиваться портал, в который выходят воины, а с ними и мужчина с короной на посеребренной сединой голове. Третий маг исчезает так же быстро и незаметно для остальных…, и картинка исчезает.

Все.

Ритуал проведен.

Не так, как планировал тот третий маг, потому что черные руны вернулись на место смазанными, неровными, словно дрох, которому вручили перо и чернила, принявшись писать, тут же другой рукой затирает надпись. Такое случается у тех, кто пишет левой рукой — большая часть чернил отпечатывается на ребре ладони.

И не так, чтобы совсем не причинить вред вратам, как хотели бы мы все.

Тут вообще не понятно, как отразятся все эти действия на дальнейшей работе врат, на появлении порталов, на наших входах и выходах.

Нам еще предстоит узнать, на сколько лун откинул нас от нашей цели этот ритуал.

Только предстоит…

ЧАСТЬ VI (Долгая дорога назад) 27. Жизнь не стоит на месте.

Пространство между мирами, восемь циклов спустя по летоисчислению дрохов.

— Ясор, чтоб тебя, принц недоделанный, — я перепрыгиваю через поваленное дерево, ускоряюсь и сбиваю брата хвостом, пока он не угодил в пасть брахдуба.

Это шестипалое клыкастое безумие, за которым шлейфом растягивается темная как ночь магия смерти и такой же поток яда, на столько опасен и проворен, что Ясор не имел шансов от него сбежать. Поэтому-то Тимао и Касан во все свои горла и мыслями орали, призывая помощь.

— Я собирался его побороть, — пищит Ясор, припадая на поврежденную лапу, — как ты и учила!

И ведь ни капли раскаяния, ни страха, что чуть не погиб, и наглость такая в глазах, что сама б его прибила, да только жалко — зря, что ли, я его столько лет кормила.

— Прежде чем бороть брахдуба, лягушка фиолетовая, нужно как следует встать на крыло, чтобы в случае опасности улететь подальше от этой самой опасности, а ты?

Я пыхтела, выговаривая брату, но одной из голов осуждающе качала в сторону обоих кузенов, чтобы и они прочувствовали всю паршивость сложившейся ситуации и в следующий раз первыми отговаривали брата от его безумных шалостей.

Да, еще попутно я «боролась» брахдубом. Который опасный. Который ядовитый. Который несет смерть, если проявишь слабость и невнимательность. А они с этой гадостью бороться решили, и при этом выбрали самого матерого, со шрамами на морде и груди, с выбитым передним клыком и подпаленной шкурой.

— Вы почему напали на этого? — рычала, а сама отскакивала и ждала, когда брахдубу надоест прыгать вокруг меня, и он приготовится к решающему последнему удару.

— Так он же самый старый и, вон, погрызенный, — тут же сдали себя с потрохами близнецы.

— То есть, кто-то вообще меня не слушал, раз даже не удосужился сравнить количество наростов на гребне и количество открытых глазниц на голове?

Я припала на одну лапу, прикидываясь пострадавшей от последней атаки этого чудовища, а сама внимательно смотрела на его раздувающийся зоб, в котором концентрируется убойная доза яда. И, абсолютно уверена в этом, в нескольких глазницах заметила злорадный блеск — и кто после этого безмозглое чудовище?

Прыжок, плевок с такой скоростью, что весенний стриж позавидует, потом стремительный бросок, и… брахдуб попадает в сеть моей магии и пламени.

— Есть! — вопят три ребенка, словно это они сами поймали брахдуба, а не стали его непутевой наживкой.

— Кому «есть», а кто будет экзамен сдавать по особенностям чудовищ последнего цикла.

— Нууу, Саяяян, ну не надо, — заныли мелкие, осознав, на сколько они проштрафились.

— Надо, — я сурова как никогда, потому что чуть не поседела, когда увидела, как этот матерый брахдуб уже не просто хватает брата за лапу, а раздувает зоб, готовый выплюнуть в него яд, от которого мы еще не научились спасаться без потерь и боли. Конечно, брата бы не съели, его бы не умертвило какое-то довольно мелкое чудовище, но вот несколько седмиц метаний в горячечной агонии его, конечно, ждало. Бррр, самой страшно вспоминать свой первый опыт встречи с этой мерзостью.

Дети понуро поплелись за мной, стороной обходя сеть с чудовищем, которое я волочила за собой, ругаясь сквозь сжатые зубы — тяжелый, гад, и все еще ядовитый.

Зеленые капли зловонной жижи проедают магическую твердь, оставляя после себя серое безликое нечто. А еще говорили когда-то, в той, в прошлой жизни, что магию нельзя уничтожить, что она вечна и неистребима, что возможно только заблокировать, но навсегда убить — невозможно.

Браходубу это удается каждый раз, когда он умирает. Его яд принимает такую концентрацию, что не выдерживает даже магия, поэтому мелкие благоразумно поступают, что держатся в стороне — значит, помнят еще мои