Эрос невозможного. История психоанализа в России - Александр Маркович Эткинд

Панкеев рассказал об этом разговоре дальнему родственнику Фрейда, который учился в России, тот отреагировал: «Вы знаете, Фрейд очень хорошо понимает человеческие отношения, но, кажется, он совсем не понимает намерений большевиков»87.

…не к брату…

Признанный лидер психотехнического движения в СССР, Исаак Шпильрейн был европейски образованным и творческим человеком. Получив философское образование в Германии у Германа Когена (примерно в те же годы у Когена учился и другой крупнейший советский психолог, Сергей Рубинштейн, а также Борис Пастернак), Шпильрейн был интернирован во время Мировой войны и уже после революции кружным путем через Константинополь и Тифлис вернулся в Россию. По дороге летом 1919 года он посетил Фрейда. Поработав в независимой тогда Грузии, в советском посольстве, главой которого был Сергей Киров, Исаак Шпильрейн оказался в Москве двумя годами раньше своей сестры, в 1921 году88.

Здесь он работает в Пресс-бюро Наркомата иностранных дел, а потом – в Центральном институте труда. Директор ЦИТа Алексей Гастев в начале 20-х годов развивал крайне левые взгляды, представление о которых может дать такой случай. В 1921 году умерла мать Шпильрейна, и он пошел к директору института просить отгул на похороны. Гастев отказал: это, сказал он, буржуазные предрассудки. Зачем вам отгул, ведь она уже умерла. Принципы разработанной Гастевым «научной организации труда» действовали и внутри его института…

Довольно скоро Шпильрейн расходится с Гастевым. В 1923 году он – руководитель психотехнической секции Института философии и лаборатории промышленной психотехники Наркомата труда. Он ведет в это время множество заказных исследований в прикладных областях психологии: разрабатывает профессиограммы, консультирует предприятия по переводу на новые режимы работы, в частности семичасовой рабочий день, создает методики отбора для Красной армии и т. д. В теоретическом плане Шпильрейн был последователем Вильяма Штерна и не боялся заявить об этом даже на Съезде по изучению поведения человека в 1930 году.

Круг интересов Шпильрейна выходил даже за безразмерные, казалось бы, границы психотехники. Его книга «Язык красноармейца»89 содержит тщательное, в методическом плане до сих пор, возможно, непревзойденное на русском языке социолингвистическое исследование: грамматический анализ, частотные словари, тщательно отработанные тесты осведомленности, статистика ошибок фиксируют реальный язык красноармейцев 1924 года. В такого рода работах наука выполняет свою, может быть, важнейшую функцию – запечатление реальности, описание ее такой, какая она есть.

Подобное же впечатление осмысленности и редкой точности оставляет «социально-психологический этюд» 1929 года «О переменах имен и фамилий»90, Шпильрейн анализирует в нем случаи немотивированной перемены фамилий, ставшие частыми в теряющей идентичность России. Так, по его подсчетам, перемена фамилии с русской на еврейскую была более частым случаем, чем перемена фамилии с еврейской на русскую: носить еврейскую фамилию в 20-х годах было чем-то вроде моды. Шпильрейн работал и над советским учебником языка идиш.

В 1928 году Шпильрейн становится ответственным редактором нового журнала «Психотехника и психофизиология труда», председателем Всероссийского психотехнического общества. В булгаковской Москве 1931 года он проводит Международную конференцию по психотехнике. Именно через психотехнику советская психология выходит тогда на мировой уровень: Шпильрейн был членом президиума Международного психотехнического общества вместе с Вильямом Штерном и Анри Пьероном.

Дочь Исаака Шпильрейна вспоминает, что в 1931 году Сабина приезжала в Москву участвовать в этой конференции. Но в целом нет свидетельств рабочего сотрудничества Сабины и Исаака Шпильрейн – совместных публикаций, например, или выступлений Сабины на конференциях, организатором которых он был, или ее статей в редактируемом им журнале «Психотехника». Та широта интересов и гибкость позиций, которые были характерны, скажем, для Александра Лурии или Арона Залкинда и которые обусловили возможность их долгой жизни в советской науке, Сабине Николаевне были совершенно несвойственны. В отличие от них, ей было с чем и с кем сравнивать…

А работа психотехников приобретала огромные масштабы. Чуждая Шпильрейну идеология «нового массового человека» начинала доминировать и здесь. В СССР в 1930 году было 500 «организованных психотехников». При этом в 1932 году съезд запланировал провести только через систему профконсультаций Наркомтруда около 3 млн человек. 25 июля 1931 года в Наркомпросе по докладу Шпильрейна принимается решение об организации Психотехнического вуза…

В октябре 1934 года вся разветвленная система психотехнических учреждений была разгромлена, приказом Совнаркома были ликвидированы 29 научно-исследовательских институтов, журнал «Психотехника» был закрыт. 25 января 1935 года Исаак Шпильрейн был арестован по обвинению в участии в троцкистской оппозиции. Его дочь вспоминает: «Мне исполнилось в тот день 19 лет… Только в 1939 году мне сказали, что отец осужден на 10 лет без права переписки». Эта формулировка означала расстрел.

Она возвращалась работать с наслаждением

Согласно официальному сообщению Международной психоаналитической ассоциации, доктор Сабина Шпильрейн, бывший член Швейцарского психоаналитического общества, была принята в члены только что организованного Русского общества осенью 1923 года, одновременно с Александром Лурией и двумя другими казанскими аналитиками.

Шпильрейн читает в Психоаналитическом институте курс лекций по психологии бессознательного мышления. Молодой Лурия, ученый секретарь института, и молодой Выготский, собирающийся вступать в члены Русского психоаналитического общества, могли слушать этот курс как последнее слово мировой науки, от реальной жизни которой они были оторваны. У талантливых людей подобные впечатления могут надолго определять ход развития научных интересов.

Сабина Николаевна вела также в 1923 году семинар по психоанализу детей и амбулаторный прием. Она была сразу избрана в комитет, осуществлявший руководство как Русским психоаналитическим обществом, так и Государственным психоаналитическим институтом и включавший в себя пять самых авторитетных аналитиков России. В ноябре она читала на заседании Общества доклад «Мышление при афазии и инфантильное мышление», в котором рассказывала о том, что нарушения мышления при афазии сходны с мышлением детей, и оба типа мышления проливают свет на процессы формирования речи: идеи, очень сходные с последующими нейропсихологическими работами по афазии Александра Лурии, принесшими ему известность.

Вполне вероятно, что Сабина Шпильрейн сыграла роль посредника между двумя направлениями мировой психологии, которые окажутся лидирующими в ней, но лишь много десятилетий спустя обнаружат свое сходство – между «генетической психологией» Жана Пиаже и «культурно-исторической теорией» Льва Выготского. Детальный анализ преемственности ранних работ Пиаже, Выготского и Лурии и ее работ еще предстоит произвести.

Судя по кадровой анкете Наркомпроса91, с сентября 1923 года она работает в трех местах: научным сотрудником Государственного психоаналитического института, врачом-педологом в «Городке имени Третьего Интернационала» и заведующей секцией по детской психологии 1-го Московского университета. Свою профессию она определяет как «психиатр и врач-педолог». Анкета заполнена необычайно тщательно. Подобные анкеты Ермакова, Лурии и других сотрудников института формальны, на множество подробнейших бюрократических вопросов ответы пропущены за