Безнадежность - Колин Гувер

— Хорошо, — шепчу я ему в губы.

Он отпускает меня и отправляется в ванную. Я ложусь на кровать в тот момент, когда в душе включается вода.

Пытаюсь смотреть телевизор, раз уж представилась такая возможность, но ни на чём не могу сосредоточиться. Уже светает, мы двадцать четыре часа на ногах, а денёк получился изнурительный. Опускаю жалюзи и задёргиваю шторы, потом сворачиваюсь на постели и закрываю глаза подушкой. Я уже погружаюсь в благодатный сон, когда Холдер ложится рядом, просовывает одну руку под мою подушку, а другой обнимает меня за талию. Так тепло и уютно! Его грудь прижимается к моей спине, сильные руки держат меня. Он накрывает мою ладонь своей и легонько целует в затылок.

— Живу тебя, — шепчу я.

Он снова целует меня в затылок и вздыхает.

— Думаю, я уже больше не живу тебя. Кажется, я продвинулся дальше. Вообще-то я совершенно уверен, что продвинулся дальше, но пока не готов тебе это сказать. Не хочу, чтобы мои слова слились в твоей памяти с сегодняшними событиями.

Я подношу его ладонь к своему рту и мягко целую.

— Я тоже.

И опять, уже в новом для меня мире, полном сердечной боли и лжи, мой безнадёжный мальчишка находит слова, которые помогают мне улыбнуться.

Мы проспали и завтрак, и ланч. Ближе к вечеру, когда Холдер входит в номер с пакетами еды, я умираю от голода. Сутки без крошки во рту — легко ли! Холдер придвигает к столу два стула и выкладывает еду и напитки. Он купил точно то, что я просила после выставки, но так тогда и не получила. Я снимаю крышку со стакана с шоколадным коктейлем, делаю большой глоток и разворачиваю бургер. Из обёртки вываливается листок бумаги и падает на стол. Подхватываю его и читаю:

«Ну и что, что теперь у тебя нет мобильника и вообще вся жизнь полетела вверх тормашками? Я всё равно буду бороться с твоим раздутым эго. В футболке и трусах у тебя был страшно домашний вид. И очень надеюсь, ты купишь себе пижамные штаны, и мне не придётся весь вечер любоваться твоими окорочками».

Поднимаю на него взгляд — он улыбается. И, не выдержав, наконец, делаю то, о чём давно мечтала — облизываю одну из его восхитительных ямочек.

— Что это было? — смеётся он.

Откусываю от бургера и пожимаю плечами.

— Мне хотелось это сделать с того момента, как я встретила тебя в магазине.

Он откидывается на стуле, в улыбке прорезаются лучики самодовольства.

— Ты хотела облизать моё лицо с момента нашей первой встречи? Ты так поступаешь со всеми парнями, которые тебе нравятся?

Я качаю головой.

— Не лицо, а ямочку. И нет. Ты единственный парень, которого мне захотелось лизнуть.

— Хорошо. Потому что ты единственная девушка, которую мне захотелось полюбить. — Теперь на его губах играет уверенная улыбка.

Ни фига себе! Он не сказал прямо, что полюбил меня, но это слово слетело с его губ, и сердце взвивается у меня в груди. Чтобы скрыть улыбку, я снова откусываю от бургера. Пусть это слово немного повисит в воздухе, я пока не готова его отпускать.

Мы заканчиваем обед в полном молчании. Встаю, убираю со стола, сажусь на кровать и натягиваю кроссовки.

— Куда собралась?

Он наблюдает, как я завязываю шнурки. Я не отвечаю, поскольку сама ещё не знаю, куда пойти. Просто хочется выбраться из гостиничного номера. Закончив с обувью, я подхожу к своему спутнику и обнимаю его.

— Хочу прогуляться, — решаюсь я. — И хочу, чтобы ты пошёл со мной. Я готова приступить к вопросам.

Он целует меня в лоб и берёт со стола ключ от номера.

— Тогда пойдём.

Опускает руку и переплетает наши пальцы.

Рядом с отелем нет парков или прогулочных дорожек, поэтому мы просто выходим во внутренний двор. У бассейна стоит несколько беседок, все пусты. Мы приближаемся к одной из них, садимся, я кладу голову на плечо Холдера и смотрю на воду. Уже октябрь, но довольно тепло. Просовываю ладони в рукава майки и уютно прижимаюсь к своему спутнику.

— Хочешь, чтобы я рассказал тебе, что помню? — спрашивает он. — Или у тебя есть какие-то особенные вопросы?

— И то, и другое. Но сначала хочу услышать твою историю.

Он обнимает меня за плечи, поглаживает плечо и целует в висок. И мне уже неважно, в который раз он целует меня — каждый чувствуется как первый.

— Скай, ты должна понять, я ведь и сам будто в каком-то фантастическом сне. Тринадцать лет думал, что с тобой произошло. И получается, семь лет из этих тринадцати ты жила всего в двух милях от меня. Мне до сих пор трудно это осмыслить. И вот, наконец, ты рядом со мной, и я рассказываю тебе, что случилось…

Он вздыхает и откидывает голову на спинку. После недолгой паузы продолжает:

— Когда та машина укатила, я вошёл в дом и сказал Лес, что ты с кем-то уехала. Она всё время спрашивала меня, с кем, но я не знал. Мама была на кухне, я сказал и ей. Она не обратила на меня внимания — была занята готовкой, мало ли что там бормочет ребёнок. Она научилась отключаться от нас. К тому же я не был уверен, что случилось что-то из ряда вон выходящее, не хотел наводить панику и всё такое. Мама велела мне идти на улицу и поиграть с Лес. Ну, раз она отнеслась так беспечно, я решил, что ничего страшного. В шесть лет я верил, что взрослые знают всё. В общем, я больше ничего не сказал. Мы с Лес ещё пару часов играли во дворе, а потом твой отец вышел из дома и начал выкликать твоё имя. Как только я это услышал, врос в землю. Торчал посреди двора и наблюдал, как он зовёт тебя. Именно в этот момент я сообразил: твой отец не в курсе, что ты с кем-то уехала. А значит, я натворил что-то не то.

— Холдер, — перебиваю я. — Ты был всего лишь маленьким мальчиком.

Пропустив моё замечание мимо ушей, он продолжает:

— Твой отец подошёл к нам и спросил, не знаю ли я, где ты.

Он умолкает и прочищает горло. Я терпеливо жду — кажется, ему надо собраться с мыслями. Весь этот рассказ как будто не имеет никакого отношения ко мне, словно Холдер говорит про кого-то другого.

— Скай, ты должна кое-что понять. Я боялся твоего отца. Мне едва исполнилось шесть, и я понял, что оставив тебя одну, совершил ужасный проступок. И вот надо мной нависает твой отец — шеф полиции с пистолетом на поясе. Я перепугался до смерти, сбежал и заперся в своей спальне. Мама и твой отец колотили в дверь примерно полчаса, но мне было страшно выйти и признаться. Моё поведение их встревожило, и он запросил по радио подкрепление. Когда я услышал, как к дому подъезжают полицейские машины, решил — это за мной. И я по-прежнему не понимал, что с тобой случилось. К тому моменту, когда мама уговорила меня выйти из комнаты, с твоего исчезновения прошло уже три часа.